— А это моя красавица Элизабет! Прошу любить и жаловать!
— Я вас рада… знать… и видеть… тут— она с трудом подбирала русские слова и явно плохо была знакома с языком Пушкина и Есенина. Акцент у нее был ужасающий, голос с легкой прокуренной хрипцой, от чего казалось, что уличную ворону научили говорить и посадили вместе с нами за стол.
— Прошу… — Николас указал на предназначенные нам стулья, усевшись рядом с супругой.
— Простите, но. Где можно помыть у вас руки, — немного покраснев уточнил я.
— По коридору направо…А впрочем… — объяснил Николас. — Миланочка, девочка моя, проводи нашего гостя.
Милана вежливо улыбнулась, кивнула, но я заметил, как ее побледнело. Чего она боиться? Что ей такого в моей фамилии, что она даже не хочет оставаться со мной наедине?
— Я секундой, — шепнул на ухо жене, ободряюще приобняв ее осиную талию.
Свет горел по всей квартире в соответствии с европейскими стандартами. Заблудиться тут было нереально, однако, Милана довела меня до двери туалетной комнаты, которой с нашей давней русской традицией был совмещенным.
— Любые полотенца в вашем распоряжении, мыло на раковине… — она попыталась тут же удрать, сочтя свою миссию выполненной.
— Милана… — остановил ее я, прихватив за руку. Ладонь тут же обожгло острым колким холодом, словно за покрытую инеем металлическую трубу схватился в сорокоградусный мороз. Отдернул ладонь, потирая обоженную холодом кожу. Девчонка попыталась сделать вид, что ничего не произошло и не она в меня только что шарахнула заклятие. Поспешила ретироваться.
— И сколько же тебе лет на самом деле? — резко спросил я, не отводя взгляда от зеленых глаз, утягивающих внутрь в себя, как в трясину.
— Раскусили значит… — чуть ли не с облегчением выдохнула она, уперев руки в бока.
— Не глупей других…К слову Мишка почувствовал тебя первым.
— А я и не скрывалась особо. Приятно, когда твой парень видит то, кем ты на самом деле являешься без всяких масок. Я люблю вашего Мишу, и не хотела бы, чтобы между нами остались какие-то недоговоренности.
— Любишь? — спокойно переспросил я, а потом вскипел. — А сколько же тебе лет? Триста, двести? Или может ты еще татаро-монгол помнишь?
— Не хамите, Александр Петрович…
— Сергеевич, — поправил ее, и она почти сразу же посветлела лицом.
— Александр Сергеевич, — выдохнула она, — если вы смогли определить, что я ведьма, то сможете и снять с меня маску, если она есть. Ведь так?
— Так…
— Тогда я даже сопротивляться не буду! Смотрите…
Она замерла в той же самой позе, широко расставив стройные тоненькие еще десткие ножки, по-женски уперев руки в бока, немигающим взглядом уставившись мне куда-то в переносицу, прямо посередине коридора.
— Прошу…
Я присмотрелся, стараясь сорвать маску, порвать пелену наведенного морока, но лицо Миланы оставалось таким же красивым и молодым, как и в реальности. Никакие мои усилия мага-недоучки не могли помочь мне. Не появилось сморщенное кривоносое чудовище вместо очаровательной куколке, все было неизменно. Милане действительно было триннадцать лет.
— Ух ты… — выдохнул я, применив все свои навыки, при этом не ощутив ни капли сопротивления от Миланы. Она хотела, она желала, чтобы я ее проверил. Может действительно влюбилась в Мишку?
— Ну как? — ехидно улыбнулась она.
— Если честно я ожидал увидеть бабу ягу, — потупил я взгляд, стыдливо пряча глаза.
— К ведьмам всегда относились с предубеждением. Если чародейка, то старая…Если колдует, то во вред людям.
— А…
— Родители мои обычные люди, — поспешила меня заверить Милан, — ни отец ни мать не догадываются о том, какие способности передались их дочери от двоюродной бабушки.
— Класс…Зачем ты здесь?
— А вы что инквизиция? — чуть дрогнувшим голосом спросила девочка с легким вызовом и подростковым нахальством.
— Не инквизиция…Но пока ты встречаешься с моим сыном, я должен знать о тебе все.
— Не переживайте, Александр Сергеевич. У нашего племени есть традиция ежегодно собираться вместе и…как это сказать…отрываться по полной.