— Какие документы, господа офицеры… — пробормотал он достаточно громко, чтобы его услышали. — Я у вас в комендатуре работаю… — он сделал шажок вперед, боромча что-то бессвязное. — И жинка у меня там! А сами мы из-под Изюма…Деревня Лопушки, знаете?
Между ними уже было метра полтора. Немцы изумленно переглядывались, не понимая, что говорит им эта русская свинья. Они ждали испуга, стремительного бега и развлечения охотой, но никак того, что рус сам пойдет им навстречу, что-то приговаривая.
— Лапьюшки? — изумленно повторил за Дворкиным тот, что подпевал губной гармошке.
— Лапьюшки…лапьюшки! — подтвердил Петр, глупо кивая. Он уже был на дистанции броска. Все продумал заранее, зная, что первым надо валить того с автоматом. На счет три…Сердце спокойно повела отсчет. В мозгу сработал стопор и тело рвануло вперед само собой.
Он даже ничего не смог понять, этот ариец, незнамо зачем пришедший на советскую землю. Одной рукой бывший инквизитор отвел автомат в сторону, а ребром ладони второй угодил прямо по поросшему жесткой светло-пшеничной щетиной кадыку. Раздался противный хруст ломаемой кости. Глаза немца закатились от боли, он кулем рухнул на засыпанную снегом брусчатку.
— Вилли! — воскликнул второй, пытаясь сорвать с плеча шмайснер. Отпущенный ремень цеплялся за погон, мешал сдернуть оружие. Это позволило Дворкину вытащит свое. Наградной револьвер два раза выплюнул смерть. Фашист нелепо схватился за грудь, рухнув в сугроб.
— Вот тебе и Вилли! — по-волчьи огляделся по сторонам Дворкин, делая контрольный в голову обоим.
— Хенде хох! — очередь в начале улицы прорезали ночную темень яркими автоматными вспышками.
— А вот это уже патруль!
Загавкала собака, хрипя на жестком поводке. Петр наугад, вскинув руку, выстрелил в темноту, бросившись со всех ног в близлижайшую подворотню. Позади слышались крики на немецком и выстрелы.
Если спустят пса, то ему не уйти, надо было срочно прятаться куда-то, но все ставни, все подъезды — все было закрыто. Голоса погони приближались. Дворкин впервые в жизни почувствовал себя так, как те за кем он всю жизнь устраивал охоту — загнанным в ловушку зверем.
Ноги сами его понесли вперед. Перед глазами белели сплошным пятном замерзшие сугробы, какие-то улицы, полуразрушенные дома, подворотни, скверики…Он бежал куда глаза глядят, не видя вокруг себя ничего. Дыхание сбилось, он споткнулся, полетел лицом вниз, пропахав в снегу широкую борозду, вскочил на ноги, не подумав отряхнуться. Голоса стихли, но звонкий лай кружил где-то неподалеку. Сил бежать больше не было. Дворкин непонимающе огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что по прихоти судьбы оказался прямо перед «крышей мира» или, как его еще называли в народе, «бутусовым домом», где когда-то не сумел выловить Ковен самых опасных ведьм планеты.
— Это судьба, товарищ Дворкин, — пробормотал он сам себе, шмыгая в темный пролом в стене возле главного входа. Он, как сейчас помнил широкие ступени, огромный подвал — целый этаж, спрятанный под землей, где его долго могут искать, если не пустят собаку.
Фух…Он привалился к промерзшей, покрытой толстым слоем инея стены спиной и выдохнул, кое-как уняв бешено бьющееся сердце. Теперь он не слышал и не видел того, что происходит на улице, зато был в относительной безопасности. Вряд ли немцы догадаются, что он решился прятаться прямо под носом их комендатуры.
— …И сегодня тебе предстоит великая честь вернуть этих достойных людей из междумирья, мой дорогой! — звонкий голос и тихий шорох шагов раздались у Дворкина над головой. Он замер, стараясь не дышать, ловя каждую брошенную фразу. — Мир изменится сегодня и в этом изменившимся мире роль семьи Кононенко будет отнюдь не последняя…
— Алаида меня отблагодарит?
— По-царски, Михаил Андреевич, по-королевски! — Петр выглянул из-за угла, стараясь разглядеть неожиданных ночных посетителей «бутусова дома», но их тени уже скрылись где-то на лестнице, ведущей в главный зал, в котором когда-то развернулась драма по поимке харьковского ковена ведьм.
— Мне можно рассчитывать на должность наместника? — робким голосом уточнил неизвестный Кононенко.
— Даже более… — голос, отвечавший ему был тонким, по-девичьи ломким и это-то смущало Петра. Много лет назад из окруженного дома куда-то исчезли харьковские ведьмы, избежавшие справедливого суда инквизиции, осталась лишь Милана Лесс, которую сам Дворкин и вытащил из пылающего огня. И вот спустя двадцать с лишним лет эта девочка — все еще такая же девочка объявилась в Харькове вместе с немецкими оккупантами. Чего она здесь забыла? Что хотела? Для чего прибыла, ведь явно не соскучившись по Родине? Сейчас Петр понял все…Ведьмы спрятались туда, откуда сами не могли выбраться, в междумирье…Для того, чтобы открыть портал назад им нужен был человек, умеющий разрывать хрупкую завесу между мирами. Они ждали долго и кажется его нашли…Некто Кононенко…Мечтающий о троне наместника. Какого наместника?