Два года продолжался голод. Много народу перемерло, стража только знай успевала тела тех, кто по вечеру до дома не дошел поутру на телеги скидывать, да за город вывозить, чтобы зараза какая не пошла. И стал народ замечать, что пан Титус все так же толст, широк и доволен, как и всегда, да неладное заподозрил. Слушок в деревне пошел, мол Голова запасы несметные от люда прячет, мол он сам, и приближенные его жируют, пока народ кору с деревьев перетирает, да тем и питается. Слово за слово, собрался народ да за ответом пошел. Стражи, и той не побоялись, всю смели, до того гнев и голод велики были, что чувство самосохранения перебили. Ворвались в замок, вскрыли подвали, и увидели они те самые запасы.
Зрелище, бают, страшное было. Огромный подвал, холодный настолько, что начинало ломить зубы был целиком заполнен мясными тушами. Подвешенные на железные крюки, они висели так плотно, что сложно было пройти. Возликовали крестьяне, что теперь до нового урожая дотянут, но когда рассмотрели, что это были за туши...
Не было в загородном поместье пана Колоды никакого приюта для сирот. Всех до единого он забил, выпотрошил, засолил иль закоптил, да на крюк подвесил. Тем голодные годы сам кормился, тем и людей своих кормил, с ласковой улыбкой обещая очередной замученной матери, что-де, позаботится о ее младенчике.
Титуса вытащили во двор и забили насмерть не слушая посулов и оправданий, как и каждого стражника, что сбежать не успел. А обезумевшие от ярости и отчаяния женщины, выпотрошили его тело, и набив соломой, выставили на крышу поместья, да и пожгли вместе с ним, чтобы ни один бог над убийцей не смилостивился, и не взял в свое посмертие.
С тех пор и повелся обычай – на крыше дома Головы, деревенского ли, городского, соломенное чучело устанавливать. Чтобы помнил, кому он служит, да что с ним случится, ежели не по совести поступать будет.
Пан Сибор, бросил хитрый взгляд на напуганную малышню, и грозно пошевелив роскошными усами в сторону неодобрительно поджавшей губы старшей дочери, шумно выхлебал из кружки остатки сидра. Яблоки в Бяло-Подлянске росли кислые да мелкие, только на сидр и прикорм годились, но зато в таком количестве, что и рассказать кому не стыдно. Довольно крякнув, Голова сладко пошлепал губами, и дождавшись равнодушного кивка вяжущей здесь же что-то бесконечное супруги, подставил кружку для новой порции, заканчивая рассказ:
– Так что сами понимаете, господа хорошие, никак мне нельзя люд подвести Бяло-Подлянский. Марылька-то уже слышала как в народе говорят, мол чучелко мое на верхотуре засиделось, не пора ли менять? Брюхо мне, соломою, конечно не набьют, а вот морду – легко. А у меня, знаете ли, и зубов то не осталось почти, куда мне с молодцами тягаться, правду свою отстаивать? Был бы сын, отправил бы его разбираться, но видите беда какая – одни девки в доме, я единственный петух в курятнике, – и рассмеявшись своей шутке, кивнул на лавку, вновь пригубливая сидра.
Сидящие на лавке девицы очень одинаково насупились, прожигая батюшку негодующим взглядом. Шестеро, как на подбор, пригожие, румяные и длинноволосые, с разницей в год–два, старшей на вид было чуть больше шестнадцати, а младшей лет шесть – она увлеченно рисовала что-то грифелем на куске зеленоватой бумаги, болтая ногами, и закрывая рукой от сестер постарше.
– Мы бы хотели больше узнать о вашей ведьме, – произнес Франциско – Время позднее, не хочется надолго вас задерживать. Да и мы устали с дороги. Только самое основное – когда появилась, сколько жертв, что нашли необычного...
Голова недовольно поморщился, но кивнув, нахмурил лоб, припоминая.
– Первый раз она появилась лет восемь назад, – медленно начал он, то и дело смачивая горло глотком сидра – Кто-то видел женщину, худую, кривую да маленькую, что собака на задних лапах, но с такими длинными волосами, что они волочились по земле. Наутро стража нашла два трупа, парни с окраины, перебрали, да и решили покемарить в переулке. У одного на всей коже, даже на лице были вырезаны бесовские символы, не хватало рук и ног, а второй... В общем, эти самые руки и ноги нашлись в его теле, причем брюхо у него распорото не было, как они там оказались – загадка. В мертвецкой сказали, что он был еще жив, когда это в нем оказалось. Жуткая смерть. – Пана Сибора передернуло, и он сделал глоток сидра, прежде чем продолжить. Кинул взгляд на дочерей, которые перебравшись с лавки к горящему камину, сидя у огня развлекали младших, и явно раздумывал не отослать ли их спать. Однако рассказывал он тихо, девицы были заняты, и Голова продолжил: