Русское имя как-то оказалось вплетенным в корейскую эпопею — не только с одной северной стороны.
Итак, всё условлено. Завтра в среду, 15-го, в 4 часа утра, за мной должен заехать один из этих подполковников-священников и отвезти меня на аэродром.
* * *
15 июля
В 4 часа утра прибывает ко мне в гостиницу подполковник Андерсон. В военном моем мешке и в кожаной сумке лежит всё, что будет нужно в Корее. Одетый в американскую военную форму, выхожу я со священником Андерсоном к ожидающему нас автомобилю. Едем быстро на военный аэродром Течикава. Утро необычайное по легкости и свету. Запевают, свистят птицы. Рассвет легкий, радостный. Выехав из огромного, еще не проснувшегося, пустого города, мы пересекаем его зеленые предместья.
На аэродроме стоит целая серия глобмастеров, транспортов С-124, самых больших самолетов авиации. Один из них скоро отлетит в Корею. Священник Андерсон выполняет все формальности. Я стою тут же, как Садко, попавший на дно к морскому царю… Чувствую себя погруженным в некий новый мир, воочию вижу всю огромность и слаженность американской организации, — всё предусмотрено, всё точно, быстро и по-военному осуществляется, — нет специальной военной подчеркнутости, — словно военизирована, мобилизована обычная стандартная американская жизнь. Формальности на военном аэродроме при отлете из Японии в Корею похожи на формальности гражданских авиационных линий Америки. Взвешивается багаж (его не должно быть более 65 ф.), предъявляется штабная путевка, и покупается желающими (на особые деньги оккупационных войск) право на получение пакета с завтраком во время полета. Пьем чай в специальной армейской кафетерии. В зале ожидания сидят военные разных чинов и рангов; они смешаны тут, как братья и товарищи.
На аэродроме есть, впрочем, и специальная комната для высших чинов. Туда меня ведет, после чая, Андерсон, вероятно, чтобы я не забыл своего чина. Путевка моя, на которой поставлены три магические буквы: V.I.P.) [6] будет вызывать не раз, во время моего путешествия, самое разительное действие со стороны всех, кто будет взглядывать на эти буквы. Должен сказать, что благодаря такому отношению со стороны генерала Кларка и его штаба, мое путешествие в Корею прошло «в большом стиле».
На автомобиле, в который я садился, появлялась генеральская звезда и я мог, за 4 дня моего странствия по Корее, увидеть всё, что я, ни при каких иных обстоятельствах, увидеть бы не мог. Ангелами-хранителями моими всегда были военные священники. По фронту я ездил с тремя священниками: штаба Сеульской Главной Квартиры, дивизионного и полкового. Кажется, впервые в истории Америки и ее армии представителю П р а в о с л а в н о й Ц е р к в и было оказано подобное внимание.
Громкоговоритель вызывает отлетающих. Не спеша, большой группой, мы подходим к гиганту С-124. Он стоит, раскрыв свой огромный зев, в который мог бы войти танк. Священник Андерсон доводит меня до самолета. Ждем там несколько минут. Один из членов команды с бумагами в руках вызывает меня по имени и вводит меня в самолет, ведет по этому, буквально, сараю и предлагает занять место сзади, где нет этажей, а лишь по стенам внизу идут сидения спиной к борту. Самолет быстро наполняется военными (он вмещает 280 человек). Среди этого летающего караван-сарая грудой лежат мешки и высятся ящики с лекарствами. На некоторых надпись: человеческая кровь. Во всяких видах, она наполняет самолет…
Поднимаемся над Японией. Тяжелый глобмастер, гудя и трясясь, летит над ее заливами, берегами, зелеными островами; мы пересекаем перешеек и видим Корею, — она такая же гористая и зеленая, как и Япония; также обильно политая летними дождями. Но над ней еще больше облаков… Через три часа Глобмастер снижается в Тейгу. Остановки здесь полагается 40 минут. Но облака тяжелы, небо неспокойно, идет дождь, — нас предупреждают, что отлет может задержаться. Мы ожидаем в бараке терминала час, два. Рядом бомбоубежище без крыши, только лежат мешки с песком, и покрыта камуфляжной зеленой сеткой батарея зениток. Это глубокий тыл. Сюда уже теперь не залетают вражеские бомбовозы и редко тут появляются его турбинные самолеты.