А вокруг палаток солнце, голубое небо, удивительная красота гор. Горы зеленые, пустынные, без жителей, только с воинами, притаившимися в их недрах… Над одной из вершин поднимается темный фонтан земли…
Под вечер, с фронтового аэродрома, простившись с милыми спутниками-священниками, полковым и дивизионным, мы с майором Джонсом улетаем уже на одном аэропланчике, немного большем, чем те, на которых мы прилетели. Впереди сидит пилот с помощником, далее мы с Джонсом, а сзади нас офицер с планкой на груди: Honour Gard (почетная охрана).
Снова под нами бегут горы и долины. Но лишь около Сеула земля открывает свое человеческое дыхание: соломенные крыши корейских домов с вьющимся над ними дымком.
Вечером того же дня было служение в храме православной нашей Сеульской Миссии… Имею только время принять душ (кажется, со времен России еще не был так засыпан дорожной пылью), и еду, с неизменным Виргилием — Джонсом, в Миссию. Там постепенно собираются корейцы… Приходят дети; один молодой кореец-солдат в форме объясняет мне, что он «new believer» — новообращенный, крещенный о. Андреем. Является русский американец, солдат из бывших Ди Пи, живший в Лос Анжелосе. Приходят молодые и пожилые корейцы. Всего собирается человек 40. Мы надеваем рясы, облачаемся и служим акафист по-славянски и по-гречески… Молимся за корейский народ и за все народы мира, — и за это малое стадо православное, чудом сохранившееся среди полуразрушенного города, его полуразбитой миссии… Говорю им слово, которое переводит на корейский язык пожилой кореец, староста, бывший переводчик русской дипломатической миссии в Сеуле. Он прилично владеет русским языком. Говорю я на тему: «Не бойся малое стадо, ибо Отец благоволил дать тебе Царство». Раздаю корейцами крестики, иконки, и приглашаю придти завтра, для получения подарков. А на следующее утро раздаю им пакеты КЭР, приобретенные накануне в Сеульском отделении этой организации.
Сеул город необыкновенный. В 26-ти милях от него фронт, а он, 700.000-й город живет своей, не думающей о завтрашнем дне, жизнью. Как «птицы небесные», нечувствительны к завтрашнему своему дню корейцы. О спасении их зато печется Сингман Ри и Объединенные Нации благожелательствуют им. 4 0 0 0 приютов известны священнику Джонсу в Сеуле… «Есть еще тысячи три», — говорит Джонс и предлагает посетить хоть один. Но меня задерживает в миссии собрание прихожан-корейцев. У нас с ними идет совещание о посвящении постоянного пастыря-корейца для них. Есть у них даже два кандидата, — одного помоложе можно было бы посвятить в диаконы… Просят корейцы и материальной помощи от Православной Церкви в Америке… Надеюсь я, что помогут им православные люди Америки, утешат хоть малым чем этих верных детей Корейской Православной Церкви, пастырь которых мученически исчез на севере. Миссия Сеульская почти разрушена и число членов уменьшилось более, чем в 10 раз… Америка Православная может помочь этим корейцам. И это надо сделать.
Глубоко признателен я моим спутникам-священникам, как и всему командованию армией за их удивительную организацию и их высокое а м е р и к а н с к о е сотрудничество. Где и что только нужно было, они быстро все делали, исполняли — послушные воле земной власти, но еще более, конечно, воле Того, Кто заповедал идти с человеком два поприща, если он попросит тебя пройти с ним одно.
Огромный самолет С-124 вновь открывает свой зев, но принимает он уже не розовых воинов Америки, а загорелых, темных воинов Кореи. Среди них и я, тоже потемневший за эти 4 дня. Мы летим час чрез горы Кореи. Следующий час плывем над морем. Потом начинаются острова, голубые заливы Японии и облака, все темнеющие облака… Небо над Японией свинцово. Тяжело дыша, пробивается гигант-самолет сквозь воздушные реки, извергающие свои смертоносные для страны потоки (около тысячи утонувших от наводнения людей было в этот день в Японии). Уже в темноте субботней мы останавливаемся, среди огней военного аэродрома Течикава. От самолета меня везут на автомобиле к зданию аэропорта. Там меня встречает подполковник и передает желтый конверт. Вскрываю его: там белый конверт, со штампом главнокомандующего, и — сердечное, личное письмо генерала Марка Кларка, выражающего, в конце, желание встретиться со мной в Токио.
В Токио я посетил американского посла Аллисона.
23-го июля я был принят Главнокомандующим. Большое светлое здание его Главной Квартиры стоит среди большого сада, на холме, как бы отделенное от города, и этим холмом и этим садом. Здесь была раньше японская военная академия. Элегантные американские солдаты в касках и разных нашивках стоят у всех внешних входов. Внутри здания — присущая американским учреждениям большого стиля особого рода простота и деловитость. Поднимаемся по большой лестнице мимо двух витрин с выставленными в них всеми орденами Соединенных Штатов и, вероятно, также других стран. Сопровождает меня главный священник военных сил Дальнего Востока, полковник Вилсон, заехавший за мной в гостиницу.