Часто высказывается в мире неверная мысль, что память о смерти препятствует провождению земной жизни, как бы «тормозит» активность человека в мире. Это может быть отнесено лишь к житейски-иппохондрическому отношению к смерти, которое делает человека, действительно, неспособным ни к какому делу. Христианская же память о смерти, — есть п р о з о р л и в о е с о с т о я н и е души человеческой, и делает ее более сознательной и мудрой, давая активности человека в мире особую силу и ответственность.
Языческое древнее общество сперва подозревало христиан в недолжных чувствах в отношении к жизни этого мира, но, присмотревшись, увидело свою ошибку. Христиане могли отдавать земле все, что предназначалось для земли, в порядке государственной повинности и общественного служения. Но лишь Богу и вечности христиане отдавали свою душу.
Христианство никогда не противоречило жизни, а т о л ь к о о д н о м у г р е х у. Память о смерти — о которой говорят учители Церкви — не активности жизни противоречит, но а к т и в н о с т и г р е х а. Греховное чувство действительно ненавидит память о смерти потому, что это есть память и о расплате за грех, о конце всех иллюзий, миражей зла, призрачных его радостей, которыми зло соблазняет на земле человеческую душу, отвлекая ее от Бога и Его правды.
Что такое «смерть»? Зло это или добро? Некоторые скажут: «зло»; другие (по-разному) скажут «добро». Истина же в том, что смерть, как уход человека из одной, действительности, земной, в другую — небесную, являясь следствием зла, не есть, сама по себе, н и д о б р о, н и з л о; д л я о д н и х л ю д е й, добрых, верующих, она является «добром» и благодеянием, а для других, непокаявшихся перед Богом, она бывает — «злом», горем. К а ч е с т в о д у ш и умирающего человека определяет значение смерти для нее.
Слово Божие понимает смерть не в одном только смысле расставания человека со своим земным телом, но и в смысле п о т е р и ч е л о в е к о м Б л а г о д а т и Б о ж и е й. Эта последняя, а б с о л ю т н о у ж а с н а я с м е р т ь, есть с м е р т ь души, или, как говорит Апокалипсис: «с м е р т ь в т о р а я» (Откр. ХХ, 6), — смерть для праведности, для чистоты, для блаженства, для добра, — вечной жизни в Боге. Но эта смерть вторая никакой не имеет власти там, где души спасены и преображены силой Христовой. «Смерть и ад отдали мертвых», — говорит Откровение (Откр. ХХ, 13).
Самая святая и высшая смерть человека, есть смерть его д л я з л а, д л я г р е х а. Смерть для самой смерти… Человек умирает, чтобы не умирать больше… Воскрешенный во Христе, есть человек «умерший для зла». Смерть явилась в мире результатом человеческого отпадения от Бога, следствием греха; и, когда уничтожается грех, в подлинном покаянии, и в прощении Богом человека, снимается проклятие греха, то вынимается и ж а л о из смерти…
Оттого так торжественно и радостно, в своем пасхальном знаменитом Слове, Св. Иоанн Златоуст восклицает: «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?!»
«Жало» вынуто из человеческой смерти воскресением Христовым. И все верные Христу, все живущие с Ним и в Нем, — с ы н ы в о с к р е с е н и я.
38. ВСТРЕЧА СО ХРИСТОМ
После того, как был распят и погребен в каменной гробнице Христос, Лука и Клеопа вышли из Иерусалима… Когда они шли, Кто-то поравнялся с ними, и молча пошел рядом. Потом стал говорить, и от голоса Его стали как-то загораться сердца путников. Говорили о волновавших город событиях в Иерусалиме, перешли на древние пророчества, где открылось много нового. Был уже вечер, когда вошли в Эммаус. Незнакомый Луке и Клеопе Странник хотел идти дальше, но путники предложили ему остаться с ними, заночевать в селении. Незнакомец остался. Он возлег с путниками-апостолами за стол (в древнем мире возлежали за столом), взял хлеб, благословил его, преломил и подал им… И вдруг они увидели пред собою Христа, Господа своего, мертвое Тело Которого было положено, совсем недавно, в каменный гроб Иосифом Аримафейским и Никодимом. Они — напрягли зрение, и увидели, что никого уже с ними нет… Вставши «в тот же час», говорит евангелист-очевидец, они возвратились в Иерусалим.
Мы вправе были бы праздновать этот, уже не Господень, а апостольский «Вход в Иерусалим». Пред ними никто не бежал, дети не резали ветвей и не постилали одежд под ноги их; они шли такими же незаметными, пыльными, как все люди, но в душе у них было дивное торжество. Пелена с глаз была снята, все пророчества Библии о Христе были поняты, — они, потерявшие Учителя земли, нашли Хозяина Неба. Уже по-особенному услышали апостолы снова встретившие их насмешки неверующих… Не малодушием, а великодушием встретили они теперь врагов Распятого и Воскресшего Живого Христа. Поистине у них переменилась душа: была малая, стала великая. Всё сделалось просто, ясно и очевидно. Кроме сознания ясности и простоты происшедшего, в апостолах горело уже теперь высоким пламенем блаженство прикосновения к Воскресшему Сыну Божию.