51. ПУБЛИЙ (XXVIII, 7–10)
Начальник острова Мальты принял потерпевших аварию «И три дня дружелюбно угощал», не подозревая, конечно, к т о находится в числе безвестных и наименее почетных путешественников. Но некая часть апостольской силы приоткрылась ему вскоре, в исцелении его отца, страдавшего горячкой и болью в животе. «Павел вошел к нему, помолился, и, возложив на него руки свои, исцелил его». Как п р о с т о это исцеление: «пришел, увидел, победил», — величие простоты Юлия Цезаря. «Пришел, увидел, исцелил», и — никаких по этому поводу не сказал слов или фраз; сделал это «по пути», смешавшись потом с толпою и, может быть, позабыв сделанное. Таков характер и стиль людей Нового мира, Нового Завета с Богом. Люди острова использовали, конечно, время пребывания у них этого страшного преступника и чудотворца, охраняемого от людей, заслоняемого от них стражей, но целящего их болезни и немощи. Все, имевшие болезни на острове и пришедшие к апостолу, исцелились за эти месяцы. Благодарность за это была оказана апостолу, и «почестями» и «нужным». Несомненно, в этом приношении принимал участие и благодарный душою Публий.
Исцеления эти свершались апостолом не только вещественно-бескорыстно, но и духовно бескорыстно. За благодать телесного исцеления апостол не требовал даже х р и с т и а н с т в а от исцеленных. Он исцелял, независимо от своего благовествования, силой только одной сострадательной любви. И эта сила нечеловеческой истины, Божественной жизни так влекла людей, чрез Апостола, ко Христу. Сияющее «на злых и на добрых» солнце не могло не быть истинным солнцем.
52. ПУТЕОЛСКИЕ БРАТЬЯ
О них известно только то, что они упросили апостолов Павла и Луку — Самого Господа, бывшего в апостолах — пробыть у них семь дней. (XXVIII, 13–14). Эти путеолские братья прямо противоположны людям гадаринским, которые п р о с и л и (Мф. VIII, 34) Господа отойти от их пределов.
Там и тут воля Божья становилась послушной воле человеческой. Господь л ю б и т в о л ю ч е л о в е ч е с к у ю, любит ее свободу, и исполняет то, что она хочет. Оттого и небо жизни, и бездна смерти, — так одинаково доступны человеческим сердцам.
53. ВОИН СТЕРЕГУЩИЙ (XXVIII, 16, 31–32)
«В Риме Павлу было позволено жить особо с воином, стерегущим его». Кем позволено? Какими-то безвестными чиновниками римских юридических инстанций, о которых в исторической памяти ничего не сохранилось. Чрез них прошла воля Божия о Павле и о Риме. «И жил Павел целых два года на своем иждивении и принимал всех, приходящих к нему, проповедуя царство Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно»… Сколько этот воин «стерегущий» должен был слышать благодатных, Духом движимых слов! Этот воин — избранник Промысла. Может быть, никто в мире более его не напитывался благовествованием апостольским.
Что сталось с этим воином? Как его человеческая воля ответила на все эти потоки благодати, лившиеся на него день и ночь из уст первоверховного апостола? Стал ли он сыном и благовестником Истины? Или небесная мудрость, несущая миру вечную жизнь, скользила по нем, не касаясь его существа. Какова была его душевная жизнь эти два года непрестанного пребывания с апостолом? Это сокрыто от нас. Но он не мешал апостолу. Апостол мог «невозбранно» проповедовать слово о Христе Господе. Этот воин, вероятно, сделался при нем почти домашним человеком. И, конечно, служил верной защитой апостола от новых посягательств на его жизнь со стороны каких-либо врагов истинной «надежды Израилевой». С основательностью можно это утверждать. Не римские власти, конечно, но небесные силы приставили этого воина-одиночку к апостолу мира, чтобы, после многих путешествий, пребывал теперь апостол на одном месте. Этот жалкий человеческий надзор, эта бессмысленная подсудность человеческим судам, помогли апостолу прибыть в Рим, задержаться в нем и утвердить Римскую церковь.
В сущности, апостол Павел в узах явился и первым архиереем Рима, исторически дающим образ истинного пастырствования, основанного не на внешнем престиже или государственном авторитете, но на правде Христовой и ее кротких страданиях в мире.
III. СТРАНСТВИЯ
ПУТЬ НА СЕВЕР
Поезд-молния Берлин-Гамбург — два соединенных между собою вагона цилиндрической формы, — выйдя из предместий Берлина, начинает развивать скорость. 100… 120… 140… 150… Крупная стрелка вагонного циферблата, переходя эту цифру, застывает. В окне беспомощно мелькает летний немецкий пейзаж, благоустроенная многими трудами земля, небольшие домики, мгновенно вырастающие и мгновенно исчезающие городки, чистые платформы станций с мелькнувшими непрочтенными названиями. Солнечно и светло над землей. И она всё растворяется и растворяется в левой половине моего окна.