Но — нельзя закрывать глаза на присутствие в Церкви таких чад, кои не приемлют «твердую пищу» Духа, а нуждаются еще в молоке «душевности». Надо ревностно оберегать п о с л е д н и е и с т и н ы Ц а р с т в и я Б о ж и я от тех «опустошений», которые могут эти люди произвести в этих истинах — сами того не желая.
Печальнее, когда встречаешь священнослужителя, не устремленного к п о с л е д н е й Правде Христовой.
Но как больно вообще встречать прекрасных по душе, алчущих Бога людей, горячо молящихся, тайно добро творящих, во всем мирных, добрых, светлых и — вдруг — загорающихся нечистым огнем страсти… Какая бы ни была страсть. Самая же страшная страсть, это — ненависть к личному или собирательному человеку.
Здесь начинает зиять страшное отверстие, чрез которое выгнанный злой дух вводит семерых, злейших себя…
За Литургией в Осло было много причастников. Двоих причащал на дому: восьмидесятилетнюю параличную старушку и средних лет женщину, скорченную ревматизмом. К вечеру один православный русский итальянец повез меня на своем автомобиле в окрестности, и на лесной горе, откуда видно всё Осло, мы пообедали с ним и его друзьями. После он свез меня в один дом, где собралось несколько человек и пришлось давать ответ одной взволнованной, мечущейся, ищущей истину и от истины еще отталкивающейся душе. Одна из присутствующих прекрасно говорила о необходимости своим опытом дознать приближение к истине чрез любовь ко всякому человеку (не только к святому). Чрез познание себя душа познает, — говорил я, — Бога, и чрез Бога опять познает себя, и опять глубже должна познавать себя, чтобы к Богу еще больше устремляться… Мятущаяся душа, как очень многие, — имела ряд совершенно наивных, неверных представлений (прямо-таки детских) о Библии, о Лице Господа Иисуса Христа и т. д. Эти, поверхностные, вероятно, незаметно где-либо подхваченные представления заваливали своим мусором, песком своим вход к вере. Человек — вполне интеллигентный, но — какая беспомощность в основных вопросах духа и религии!… Часто, старое образование, катехизическое, на всю жизнь отравляло человеку путь к пониманию Откровения.
Мятущиеся души слишком склонны видеть «сучок в глазе брата». Их надо отвращать всемерно от этого занятия. Они в этом видят предлоги к неверию и серьезное обоснование в о з м о ж н о с т и н е в е р и т ь. Хотя они хотят верить, но вцепляются во все подобные основания к неверию… «Нет истинно верующих, живущих по вере!» «Такая-то церковная дама любит осуждать ближних; такая-то — это иногда делает, это совершает… Где же вера ее? А я не верую, а вот имею понятие о добре и стараюсь то-то и то-то делать доброго… Для чего же вера? Что она мне е щ е даст?»… Таковы вопросы не встающие, а крутящиеся в душе «мятущегося» человека, стыдливо ищущего, и в то же время вызывающе отталкивающего веру. Не надо укорять этих людей… Они почти все болезненно чутки и к своей неправде. Надо тихо и кротко — с добром — открыть несовершенство их критериев добра, устремить их вон из «буржуазности духовной» к г o р я ч н о с т и д у х а, вывести из атмосферы «Марии Ивановны» и «Екатерины Петровны», в чем-то и как-то прегрешающих, несмотря на эн-ное количество свечей, ими поставленных. Надо дохнуть на человека иным воздухом, заставить его — невольно — вдохнуть и убедиться, что он сладок. А потом, сама душа, алчущая мира, будет сначала неуверенно, а потом всё более и более горячо вдыхать воздух Сладкого Небесного Царствия, воздух, который убьет всех микробов и, вкусивши которого, душа уже сама будет отвращаться от миазмической атмосферы своих же собственных, прошлых, душных размышлений..
Из Осло поездом до Тронхейма. Ночь. Поезд, извивающийся среди скал, укачивает: впечатление морского путешествия. Утром на вокзале встречают меня русские молодожены. Помогают мне найти порт и в порту стоящий небольшой пароход, на котором должен я свершить почти пятидневное путешествие на крайний север.
13 августа. Около 7 часов утра проходили 661/2° северной широты. Полярный круг…
Идем уже почти сутки. Вчера утром «Polarys» вышел из Тронхейма. Погода благоприятствует. Хотя облачно, но чувствуется, что солнце близко: оно проливается сквозь рыхлые, чуть сыроватые, нависшие по краям горизонта облака. Идем островами, заливами, проливами: фиордами. Почти непрерывной цепью тянутся аскетические скалы, разных форм и величин. Море — веками — глубоко, глубоко размыло каменную землю севера. Словно почувствовало, что мало нужна она бедному человеку. Берега, быстро проходящие, отшлифованы волною. Изредка мы пристаем к какому-либо мало обитаемому острову, берем почту и быстро снимаемся, звоня с капитанского мостика сигнальными звонками. За сутки я уже привык к пустынным островам фиордического океана. Иногда они напоминают видения Данта. Если бы высветлить их и сверху пролить палящее солнце, эти скалы были бы похожи на скалы Южной Македонии и Эллады. Но свет и небо, а также особая гранитная порода дают миру новый тип красоты мира Божьего в этой северной пустыне. Не солнце выжгло ее, но «роса очи ее выела», — тихие туманы и бурные штормы. Холодной лаской волна приласкала и омертвила любовью своей.