— Края раны должны сойтись… Не перекашивайте, а то потом ему будет трудно работать рукой из-за грубого шрама. Серж! Серж, ты меня слышишь?
— Пошел в жопу, — очень тихо, но уверенно отреагировал Казаков.
— Пальцы действуют? Пошевели.
Пошевелил. Слабенько, но работают. Замечательно!
— Кошмар!.. — бормотал Гунтер, прокалывая толстой прямой иглой кожу. — Никогда бы не подумал, что человек такой твердый. У мессира оруженосца шкура, будто у бегемота… Или у носорога.
Люди, которые никогда не шили по живому человеку и которым из-за особых обстоятельств или по неотложной необходимости приходится впервые накладывать швы, всегда удивляются, насколько тяжело проткнуть такую, казалось бы, податливую и мягкую кожу. Особенно если совершаешь эту процедуру не хирургической иглой, а подручным материалом — то есть хранящейся у каждой уважающей себя женщины и запасливого мужчины иголкой для шитья, а то и просто заточенной скобой. Следует дополнить картину непрекращающимся кровотечением, мгновенно промокающими тампонами, бестолковостью помощников (только монахини, неплохо освоившие лекарское искусство, хоть немного соображают) и липкими, скользкими пальцами, из которых выскальзывает инструмент. То еще удовольствие.
— Семь швов, — констатировал Гунтер, любуясь своей работой. — И еще четыре внутри. Пытался мышцу сшить, уж не знаю, как получилось… По-моему, правильно. Преподобная Мария, перевязывайте.
Аптечка Казакова располагалась в длинной пластиковой коробке с надписями на английском языке. Куча непонятных маленьких приспособлений в запаянных прозрачных пакетиках, шприцы-тюбики, известные и во времена Второй мировой, а самое главное — роскошный перевязочный материал специально для тяжелых повреждений. Гунтер, немного подумав, разорвал один из пакетов, в котором оказалась странная подушечка с поверхностью, похожей на тонкий металл, приложил ее к свежей ране и быстро примотал прилагавшимся розовым бинтом. Мария Медиоланская наложила сверху несколько шелковых полос.
— Цифран… — Германец перебирал не запачканным в крови мизинцем тюбики. — Ага, вот, по-моему… Только куда колоть? Серж!
Казаков то ли спал, то ли потерял сознание. Пришлось действовать наугад. Методика была избрана вполне логичная: один шприц вводится возле раны, один под кожу на спине, ниже лопатки. Или надо было в бедро? Глядишь, обойдется.
— Интересные инструменты, сын мой. — Сестра Мария любопытно поглядывала на аптечку. — Никогда ничего подобного не видела.
— Сарацинские, — нашелся Гунтер. — Арабы — великие лекари.
— Хоть и язычники, — вздохнула монахиня. — У нас в обители хранится книга переводов благороднейшего Авиценны, но даже он не упоминал о таких… таких пузырьках с иглами.
— Последнее изобретение, — проворчал германец, захлопывая крышку аптечки. — Беренгария, вы устали?
— Ничуть, — отреклась наваррская принцесса. — Я отлично выспалась днем, делать все равно нечего.
— Как только очнется, — Гунтер глянул на Казакова, — вливайте в него как можно больше жидкости. Святые сестры, кроме вина, в монастыре есть еще что-нибудь попить?
— Виноградный сок, — быстро ответила Мария, а Клара Болонская робко дополнила:
— Настои разные… Облепиха, мята, чабрец… Я схожу к сестре травнице. В госпитале монастыря уже полтора десятка раненых, травница варит составы беспрерывно. Мы рады будем помочь благородному шевалье.
— Отлично, — кивнул Гунтер. — Я приду после рассвета, если ничего особого не случится. Сэр Мишель остался на Северной башне, я за него беспокоюсь.
— Вы… Вы меня бросаете одну? — наклонила голову принцесса.
— Ничего подобного. Сестры Мария и Клара не покинут вас, так ведь?
Монахини дружно кивнули.
— Если боитесь остаться без защиты… Кстати, ваше высочество, а почему ушел мессир Ангерран де Фуа? Ах, у него дела в городе? Очень благородно… Не беспокойтесь, если англичане прорвутся в Мессину, вы под защитой святой Матери-Церкви, и, кроме того, вы невеста Ричарда.
— Ричарда, — вкрадчиво сказала Беренгария, и взгляд принцессы стал откровенно злорадным, — вскоре ждет ба-альшая неприятность… Аббатиса Ромуальдина вчера беседовала со святейшим папой. Английскому королю дано три дня для того, чтобы он одумался. Затем наш пресвятой отец Климент будет вынужден отлучить его от церкви…
— Не уверен, что мы продержимся три дня, — мрачно сказал Гунтер и, слегка поклонившись принцессе, шагнул к выходу из покоев, предоставленных монастырем вдовствующей королеве Элеоноре и дочери наваррского венценосца Санчо Мудрого. — Не прощаюсь, ваше высочество. Надеюсь, утром появиться вместе с живым и невредимым сэром Мишелем.