Вот примерно нечто похожее я испытывала, шепотом повторяя за Ланой «Kiss me hard before you go» и пытаясь разглядеть на иссиня-черном небе хоть одну звезду.
Глава 5
— Ты не устала? — Ольга Леонидовна налила себе стакан воды.
Она так неожиданно это спросила, что я не сразу вернулась из своей истории в реальность.
— Совсем нет. А вы устали? Я бы могла рассказывать только то, что касается поездки, но вы просили с самого начала.
— Безусловно, я хочу знать всё подробно. Мне очень важно понимать, о чем ты думала и что чувствовала перед тем, как всё это случилось. Значит, ты испытывала эмоциональную подавленность и беспокойство, вызванное отъездом родителей? Проще говоря, тебе было одиноко?
— Конечно, мне было одиноко, а как может быть иначе, если впервые за шестнадцать лет остаешься один?
— Очень хорошо тебя понимаю. Это совершенно естественно. Продолжай. Прости, что перебила.
Я поискала глазами потерянный текст и на какой-то момент задумалась: может всё-таки всё началось с джинсов?
С Викой мы встречались ещё несколько раз. Просто гуляли по улицам или сидели у неё в квартире, болтая обо всем подряд. Вике тоже было одиноко, она любила поговорить и в моём лице нашла отличного слушателя. Лишних вопросов я не задавала, и она рассказывала обо всём подряд: то какие-то случаи из своего детства, то делилась грандиозными планами на будущее, то вспоминала сны, то вдруг начинала поучать, как правильно поступать и вести себя.
Ей нравилось меня опекать и назидательно делиться жизненным опытом. Вместе с тем, о ней самой я знала очень мало. Лишь то, что она приехала из другого города и росла в детском доме. Вика научила меня краситься, смотрела, как я одеваюсь и отдала мне широкую джинсовую куртку с белым мехом на воротнике.
В субботу я засиделась у неё допоздна, мы весь вечер сами готовили суши, а потом ели их и смотрели кино «Один день». Очень грустный фильм о любви и о том, как важно не упускать время, потому что его нельзя вернуть или исправить. Обхватив диванные подушки, мы обе рыдали в три ручья, так что вышла я от неё в растерзанных чувствах и смятении.
Прошла через сквер и только свернула к своему дому, как вдруг почти лицом к лицу столкнулась с Зинкевичем, Тарасовым и Дубенко. Все трое с банками пива в руках просто стояли посреди дороги. Увидев меня, Зинкевич присвистнул.
— Вот это сюрприз. А мы то думали, чем заняться.
Я попятилась.
— Эй, жирная, ты чё, плакала? — передразнивая, Дубенко громко зашмыгал носом. Тарасов быстро забежал мне за спину, отрезая путь к отступлению.
Я поискала глазами прохожих, но как назло никого не было. Слёзы мигом высохли, а ладони вспотели.
— Пожалуйста, только не сейчас.
Из-за всколыхнувшихся эмоций я чувствовала себя очень слабой и неспособной противостоять их напору.
— Что значит “не сейчас”? — сказал Тарасов. — А когда?
— Ой, гляди-ка, — воскликнул Зинкевич. — А коленки-то тебе кто ободрал?
Он сделал шаг навстречу и я, машинально отпрянув, уперлась в Тарасова.
— Да что-то плохо рвали, — хмыкнул Дубенко, резко наклонился и, уцепившись за разрез на джинсах, дёрнул.
Послышался треск. Они заржали.
— Хорошо пошло, — Дубенко дернул за нитку с другой стороны.
Я попыталась оттолкнуть его, но получилось только хуже. Дырка над коленкой увеличилась.
В радостном возбуждении Зинкевич подключился к раздиранию моих джинсов, а Дубенко, схватив за лицо, с силой сжал пальцы на подбородке и обдал дыханием перегара:
— Сейчас мы проверим твоё тело на прочность.
В ту же минуту я почувствовала его руки на своих голых коленях.
«Нужно закричать, нужно закричать,» — твердила себе, но от ужаса не могла и слова проронить. Даже звука издать.
Трясущимися от азарта пальцами Зинкевич принялся расстегивать на мне джинсовку, Тарасов держал сзади за плечи. Дубенко же, довольно похрюкивая, продолжал терзать штанины, всё яростнее возя своими лапами по оголенным ногам.
Я понимала, что должна сопротивляться, но вместо этого с испуганной покорностью ждала, что они опомнятся и остановятся сами.
Однако, когда Зинкевич, справившись с пуговицами, сунул под куртку руку и схватился за грудь, во мне всё-таки что-то включилось, сработал какой-то первобытный инстинкт самосохранения, и, не отдавая себе отчет, я вцепилась зубами в удерживающую плечо руку Тарасова.
Вскрикнув, он отпустил, а я, нагнувшись, прошмыгнула мимо их ног и бросилась бежать.