— Он не больной, — не выдержала я. — Ударился сильно и сознание потерял. Нужно его аккуратно вынести, и он отойдет.
— Сознание потерял! — передразнил Зенкевич мерзким голосом. — У голубя случился обморок!
Они дружно закатились, после чего Дубенко сказал:
— Слышь, жирная, иди сюда, сделай ему искусственное дыхание. Рот в клюв. А хочешь, мы тебе его с собой завернем?
И не успела я и глазом моргнуть, как мой рюкзак, висевший на спинке стула, оказался у них в руках.
— Не нужно, пожалуйста, — я попыталась подойти к ним, но Тарасов, сидевший через две парты от меня, выставил ногу в проход, преграждая дорогу.
Я попробовала перешагнуть, но он поднял ногу выше так, что я уже чуть ли не сидела на ней. Возбужденные голоса слились в общий хаотичный гомон.
— Ай! Он шевелится.
— Огрей по башке!
— Крыло мешается.
— Толкни сильнее.
— Прекратите его мучить! — я отчаянно пыталась сдвинуть ногу ехидно ухмыляющегося Тарасова. — Он ведь живой и ему больно!
В этот момент дверь резко распахнулась и сначала в класс ворвалась Марина Олеговна, а за ней охранник. Здоровый парень лет двадцати пяти.
— Вон там, — химичка ткнула пальцем в шкаф, затем перевела взгляд на толпу возле подоконника. — Что вы делаете?
Охранник залез на стул, заглянул на шкаф и развел руками:
— Никого нет.
— А голубь? — растерянно протянула химичка.
— Улетел, — Дубенко махнул рукой. — Сам. В окно.
— Ну, слава богу, — Марина Олеговна с облегчением выдохнула. — А то ведь это так неприятно: птица в помещении. Плохая примета.
После ухода охранника все разошлись по местам, одна только я осталась стоять у стены в обнимку со своим рюкзаком, который кто-то впихнул мне в руки.
— Вита, ты что? — подозрительно спросила химичка.
— Можно мне выйти?
— У тебя всё хорошо?
Я кивнула.
— Ну, выйди.
На моё счастье охранника на посту не оказалось. Вышла за ограду и, остановившись чуть в стороне от пешеходной дорожки, там, где под землей проходили трубы теплоцентрали и никогда не лежал снег, развязала туго стянутый узел из веревочек, перевернула рюкзак и аккуратно вытряхнула из него голубя со всем содержимым.
Голубь был живой, но пришибленный. Сжался, нахохлился, помигал блестящим глазом, а когда порыв пронизывающего ветра растрепал перья, медленно доковылял до канализационного люка и уселся там.
Мама называла голубей символами мира, чистоты и надежды. Так в её детстве их в школе учили, а наша физичка говорила, что голуби — летающие крысы и рассадники заразы. Маме я привыкла верить гораздо больше.
Понюхала внутренности рюкзака. В нем остался запах пыли и птицы. Яблоки пришлось выкинуть, потому что голубь, хоть и символ чистоты, летает по всему городу. Неспешно собрала своё разбросанное по талой поляне добро. Небо заметно посветлело. Урок заканчивался через пятнадцать минут, но за ним по расписанию ещё четыре, а возвращаться не хотелось.
Прежде я никогда не пропускала школу без уважительной причины, но теперь, когда родители уехали, кто мог меня в этом упрекнуть?
Так что я отправилась бродить по промозглым, хлюпающим серо-коричневой с мелкими солевыми камушками жижей улицам без лишних угрызений совести, хотя на душе и было противно.
В конце девятого класса я хотела уйти в колледж или перейти в другую школу, но мама очень просила немного потерпеть: в этой школе учителя меня знают, любят и обязательно дадут золотую медаль. А на идиотов обращать внимание не стоит, да и через два года они исчезнут из моей жизни навсегда. Однако пережить эти два года оказалось не так-то просто.
Прошатавшись по округе около двух часов и уже мечтая только о горячем чае, я зашла в магазин неподалёку от своего дома. Взяла две слойки с вишней. В обеих кассах стояла очередь по три-четыре человека.
Неподалёку шумно дурачились пацаны из соседней школы и девчонки из параллельного класса. Взбудораженные и целиком поглощенные обществом друг друга, они кидались жвачками со стойки и громко смеялись.
Потом один из парней обнял одну девчонку сзади, она подняла голову, и они стали целоваться. Без какого-либо стеснения или неловкости. Так, словно никого вокруг не существовало.
— Ну, чего застряли? — женщина с огромной тележкой подтолкнула красивую темноглазую девушку, стоявшую за мной, и принялась выгружать на ленту свои продукты.
Оказывается, засмотревшись на компанию, я впала в оцепенение и всех задерживала.
Положила перед кассиршей булочки и торопливо полезла в рюкзак за кошельком. Привычно пошарила в нем рукой, но нащупать не смогла, растянула завязки шире, заглянула внутрь, проверила в боковых карманах.