Несколько человек забрались на парты и начали снимать его на камеру. Савельева притащила швабру, залезла на стул и пошуровала по верху шкафа палкой.
Это подействовало. Птица в панике вылетела из угла, заметалась, и, с силой врезавшись в стекло, упала под подоконником.
Мы с Элей вскочили, а «охотники» сгрудились вокруг голубя в узком проходе между стеной и крайним рядом возле окна.
— О! Сдох что ли? — Тарасов потрогал голубя ногой. — Савельева, ты птицу грохнула.
Та потыкала шваброй. Голова голубя мотнулась в сторону.
— Это не я. Он сам. Больной, наверное.
— Фууу, — гнусаво протянула Исакова. — Больной и заразный.
— Он не больной, — не выдержала я. — Ударился сильно и сознание потерял. Нужно его аккуратно вынести, и он отойдет.
— Сознание потерял! — передразнил Зенкевич мерзким голосом. — У голубя случился обморок!
Они дружно закатились, после чего Дубенко сказал:
— Слышь, жирная, иди сюда, сделай ему искусственное дыхание. Рот в клюв. А хочешь, мы тебе его с собой завернем?
И не успела я и глазом моргнуть, как мой рюкзак, висевший на спинке стула, оказался у них в руках.
— Не нужно, пожалуйста, — я попыталась подойти к ним, но Тарасов, сидевший через две парты от меня, выставил ногу в проход, преграждая дорогу.
Я попробовала перешагнуть, но он поднял ногу выше так, что я уже чуть ли не сидела на ней. Возбужденные голоса слились в общий хаотичный гомон.
— Ай! Он шевелится.
— Огрей по башке!
— Крыло мешается.
— Толкни сильнее.
— Прекратите его мучить! — я отчаянно пыталась сдвинуть ногу ехидно ухмыляющегося Тарасова. — Он ведь живой и ему больно!
В этот момент дверь резко распахнулась и сначала в класс ворвалась Марина Олеговна, а за ней охранник. Здоровый парень лет двадцати пяти.
— Вон там, — химичка ткнула пальцем в шкаф, затем перевела взгляд на толпу возле подоконника. — Что вы делаете?
Охранник залез на стул, заглянул на шкаф и развел руками:
— Никого нет.
— А голубь? — растерянно протянула химичка.
— Улетел, — Дубенко махнул рукой. — Сам. В окно.
— Ну, слава богу, — Марина Олеговна с облегчением выдохнула. — А то ведь это так неприятно: птица в помещении. Плохая примета.
После ухода охранника все разошлись по местам, одна только я осталась стоять у стены в обнимку со своим рюкзаком, который кто-то впихнул мне в руки.
— Вита, ты что? — подозрительно спросила химичка.
— Можно мне выйти?
— У тебя всё хорошо?
Я кивнула.
— Ну, выйди.
На моё счастье охранника на посту не оказалось. Вышла за ограду и, остановившись чуть в стороне от пешеходной дорожки, там, где под землей проходили трубы теплоцентрали и никогда не лежал снег, развязала туго стянутый узел из веревочек, перевернула рюкзак и аккуратно вытряхнула из него голубя со всем содержимым.
Голубь был живой, но пришибленный. Сжался, нахохлился, помигал блестящим глазом, а когда порыв пронизывающего ветра растрепал перья, медленно доковылял до канализационного люка и уселся там.
Мама называла голубей символами мира, чистоты и надежды. Так в её детстве их в школе учили, а наша физичка говорила, что голуби — летающие крысы и рассадники заразы. Маме я привыкла верить гораздо больше.
Понюхала внутренности рюкзака. В нем остался запах пыли и птицы. Яблоки пришлось выкинуть, потому что голубь, хоть и символ чистоты, летает по всему городу. Неспешно собрала своё разбросанное по талой поляне добро. Небо заметно посветлело. Урок заканчивался через пятнадцать минут, но за ним по расписанию ещё четыре, а возвращаться не хотелось.
Прежде я никогда не пропускала школу без уважительной причины, но теперь, когда родители уехали, кто мог меня в этом упрекнуть?
Так что я отправилась бродить по промозглым, хлюпающим серо-коричневой с мелкими солевыми камушками жижей улицам без лишних угрызений совести, хотя на душе и было противно.
В конце девятого класса я хотела уйти в колледж или перейти в другую школу, но мама очень просила немного потерпеть: в этой школе учителя меня знают, любят и обязательно дадут золотую медаль. А на идиотов обращать внимание не стоит, да и через два года они исчезнут из моей жизни навсегда. Однако пережить эти два года оказалось не так-то просто.
Прошатавшись по округе около двух часов и уже мечтая только о горячем чае, я зашла в магазин неподалёку от своего дома. Взяла две слойки с вишней. В обеих кассах стояла очередь по три-четыре человека.
Неподалёку шумно дурачились пацаны из соседней школы и девчонки из параллельного класса. Взбудораженные и целиком поглощенные обществом друг друга, они кидались жвачками со стойки и громко смеялись.
Потом один из парней обнял одну девчонку сзади, она подняла голову, и они стали целоваться. Без какого-либо стеснения или неловкости. Так, словно никого вокруг не существовало.
— Ну, чего застряли? — женщина с огромной тележкой подтолкнула красивую темноглазую девушку, стоявшую за мной, и принялась выгружать на ленту свои продукты.
Оказывается, засмотревшись на компанию, я впала в оцепенение и всех задерживала.
Положила перед кассиршей булочки и торопливо полезла в рюкзак за кошельком. Привычно пошарила в нем рукой, но нащупать не смогла, растянула завязки шире, заглянула внутрь, проверила в боковых карманах.
— Шестьдесят восемь рублей, — объявила кассирша, с укоризной наблюдая за моей возней.
Я переворошила учебники и ещё раз ощупала куртку. Кошелька нигде не было. Должно быть он вытряхнулся вместе с голубем, а я не заметила, когда собирала вещи.
— Что так долго? — возмутилась женщина с тележкой. Пожилой мужчина позади неё громко и протяжно вздохнул.
Кассирша с укоризной смотрела исподлобья. Отвратительно стыдная ситуация.
— Простите, пожалуйста, — сказала я ей. — Я не буду брать.
— Я уже пробила, — ответила она так, словно я просила подарить мне эти булочки.
— Простите, — повторила я, чтобы она меньше злилась. — Кошелек потеряла.
— Валентина, дай ключи! — крикнула кассирша куда-то в сторону и, переведя на меня тяжелый, осуждающий взгляд, сказала:
— В следующий раз голову не потеряй.
Неожиданно стоявшая позади кареглазая девушка удержала меня за руку и положила перед кассиршей сто рублей.
— Не нужно, спасибо, — попыталась отказаться я, но она очень тепло и ободряюще улыбнулась:
— Всё нормально. Со всеми бывает.
Кассирша недоверчиво посмотрела, но деньги взяла охотно и уже через минуту я стояла возле стеклянных раздвижных дверей, дожидаясь, пока девушка не закончит со своими покупками.
Я и раньше видела её в этом магазине и всегда обращала внимание, потому что она была яркой и очень красивой. Одного со мной роста, с расчесанными на прямой пробор чуть вьющимися каштановыми волосами, большими ласковыми глазами и пухлыми, тронутыми улыбкой губами. Одета девушка была в тёмно-зеленую парку с розовым мехом на капюшоне и чёрные кожаные штаны. Из-под расстегнутой куртки отчетливо выдавалась вперед высокая, обтянутая белой водолазкой грудь.
— Спасибо большое! — кинулась я к ней. — Вы меня очень выручили.
— Я сама ужасно рассеянная, — она широко улыбнулась. — Поэтому кошельки не ношу. Только в карманах. Что-то обязательно да заваляется.
— Давайте я вам эти деньги на телефон переведу?
Мы вышли на улицу.
— Пустяки, — она небрежно отмахнулась.
— Нет, правда, мне очень неудобно, что так вышло.
— Ладно, если тебе так спокойнее будет, то записывай, — девушка продиктовала номер, и я быстренько забила его в адресную книгу.
— Вика.
— Что?
— Зовут меня Вика, — пояснила она.
— Забавно, а я Вита.
— Приятно познакомиться, — она по-мальчишечьи протянула ладонь. — А какое у тебя полное имя?
— Просто Вита и всё.
— Прикольно.
— Это значит — жизнь.
— Ещё прикольнее. А я — победа. Тебе куда?
Мы остановились на углу магазина.
Я пожала плечами.
— Всё равно. Я школу прогуливаю.
— Ого! Прогульщица, значит? — она смешливо прищурилась.
— Нет, что вы. Обычно я так не делаю. Это случайно получилось. Из-за голубя. И кошелек из-за него тоже.