Не разуваясь, я прошла на кухню и выглянула в окно. Все трое прилично запыхавшиеся стояли перед подъездом. Тарасов достал сигареты, а Зинкевич неожиданно поднял голову и увидел меня. Резко отпрянув, я запнулась о табуретку и вместе с ней шлёпнулась на пол. Локоть пронзили тысячи мелких иголочек, тёплая куртка смягчила удар.
В следующую секунду раздался требовательный стук в стекло и громкие крики: «Жирная, выходи!».
Я отползла под кухонный стол и притаилась. Какое-то время они ещё поскакали под окнами и благополучно свалили.
Есть совершенно не хотелось, но я погрела в микроволновке вишневый штрудель и сразу позвонила Эле.
Голос у неё был тихий, приглушенный, совсем болезненный.
— Как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно. Второй день тридцать девять. Сил никаких.
— Бедняга. Но в твоей ситуации есть и плюсы. Дома в кровати спокойно, и никто не прицепится.
— К тебе прицепился Дубенко?
— Лямку обрезали, в лужу толкнули и до самого дома гнали.
— Знаешь, — немного подумав, сказала Эля. — Тебе нужно кого-нибудь нанять. Я вчера фильм смотрела. Там мужика одного бандиты доставали, и он нанял себе охранника. Почему-то сразу про тебя вспомнила. Можно, например, объявление в Интернете разместить. Я уверена, полно есть ребят, с которыми легко договориться насчет такого. Будешь за них сочинения писать, а они доходчиво объяснят этим козлам, что обижать тебя не стоит. Я вообще не понимаю, почему психологическую службу помощи подросткам сделали, а физической нет.
— Чтобы их побили? Но это же неправильно. Силой ничего не решается.
— Неправильно? — Эля возмущенно засипела в трубку. — Вспомни мировую историю. С агрессорами только силой всё и решается. Такие, как Дубенко, по-другому не понимают. И пока ты этого не признаешь, ничего не изменится. В Хогвартс тебя никто не заберет. Хочешь, я сама напишу это объявление?
— Нет, конечно. Не нужно. Я потерплю. Мама вернется, и всё наладится.
— Что наладится? Они же тебя всегда доставали и будут доставать, и твоя мама, как и раньше, ничего не сделает.
— Не сделает, но, когда она здесь, я о них почти не думаю и не замечаю. Мама говорит, что всё окружающее складывается из наших мыслей и того, как мы сами видим мир. Можно на небо смотреть и видеть светлое и прекрасное, а можно на грязь под ногами.
— Хочешь честно? Я думаю, что все твои проблемы именно из-за этого. Из-за того, что твоя мама кормит тебя этими сказками о светлом и прекрасном. Это же глупость и наив, как ты сама не понимаешь? Ладно, она сама странная, но ты-то вполне нормальная, когда не заводишь подобные разговоры.
— Моя мама не странная!
— Ещё какая странная. Носится с тобой, как с пятилетней. Гулять не пускает, даже сообщения в ВК проверяет.
— Она просто переживает за меня. Боится, чтобы ничего плохого не случилось. Разве это странно?
— Очень. А то, что ты не против всего этого, — ещё хуже.
— А почему я должна быть против? Я ничего плохого не пишу в сообщениях, а гулять — только лишний раз нарваться на Дубенко. И, знаешь, мне очень неприятно, что ты это сказала. Про меня говори что угодно, а мама у меня хорошая. И я по ней очень скучаю.
— Всё с тобой ясно. Тогда не жалуйся больше.
Эля бросила трубку, а я пошла в гостиную, завалилась на диван и долго лежала, тупо уставившись в потолок.
Там, высоко-высоко над землей, сквозь пухлые золотистые облака величественный белоголовый Клювокрыл нес меня в Хогвартс. Нужно было просто прекратить думать о неприятностях. Как раньше. Как я делала это с мамой.
Не смотреть под ноги и видеть Дубенко, а поднять голову и отыскать наверху что-то хорошее и светлое.
— Виточка, привет! — голос мамы звучал глухо, отдаленно, но успокаивающе. — Как твои дела?
— Всё в порядке, мамуль. Новостей нет. Сегодня писали сочинение про месть. Наверное, я плохо написала. Долго возилась и только один раз успела проверить.
— Не может быть. Пишешь ты чудесно. А сочиняешь ещё лучше, — мама рассмеялась. — Холодно в Москве? Ты в шапке ходишь? Смотри не переохлаждайся. Кушаешь нормально? Суп у тебя есть?
— Шапку надеваю, суп есть, погода противная. Лучше расскажи, как у вас.
И мама принялась долго и в красках рассказывать об экскурсии на Эмпайр Стейт Билдинг.
А где-то около семи у соседей наверху заиграла музыка. Сначала тихо, едва различимо, приятно разгоняя тишину моей квартиры. Но постепенно ритмы стали мощнее, а мелодии ярче. Послышался хлопок открываемой бутылки шампанского. Вечеринка разгоралась. Стук каблуков, громкий женский смех, мужские голоса и звон посуды.
Воспоминание о нетронутом штруделе заставило подняться. Зажгла на кухне свет. Делать ничего не хотелось. Даже читать.
Если бы у нас был телевизор, я бы тотчас бы отправилась его смотреть, но телевизора не было. Мама гордилась этим культурным достижением нашей семьи ещё больше, чем отказом от городского телефона, а мой семидесятилетний папа чувствовал себя истинным бунтарём, отдавая его своим знакомым со словами: «Приятной деградации».
Пришлось довольствоваться Ютубом. Просто включила раздел «популярное» и понеслось: тушение огурцов в виноградном соке, нанесение макияжа большими пальцами ног, прыжок с холодильника в корзину для бумаг, имитация крика шотландских пони, избиение тени палкой для селфи, выстукивание песен Джастина Бибера лбом о водосточную трубу и многое-многое другое.
Я доела штрудель, выпила три чашки чая и, прилично утомившись от бессмысленности сюжетов, собиралась лечь спать, как неожиданно попалось видео, на первых же секундах которого я начала невольно улыбаться и все полторы минуты, пока оно длилось, не могла удержаться от смеха.
На нем двое ребят в широких балахонах бежали за катившейся по пустой загородной дороге машиной, а из заднего окна, высунувшись по грудь, отчаянно жестикулировала перепуганная девушка. Было видно, что водителя за рулем нет. И девушка была невероятно взволнованна. Ребята же явно валяли дурака, то догоняя машину, то отставая. Они поворачивались лицом к снимающему, корчили рожи и пританцовывали на бегу. Девушка показывала кулаки и кричала, но слов слышно не было, потому что всё это развеселое зрелище озвучивалось жизнерадостной песенкой «Ничего на свете лучше нету» из Бременских музыкантов.
Дорога тем временем всё больше шла под уклон и впереди резко сворачивала, так что машина вот-вот норовила съехать с высокой насыпи. Девушка даже распахнула дверь, чтобы выпрыгнуть, но в последний момент один из парней всё же заскочил на водительское место и плавно вошел в поворот.
Я собиралась пересмотреть этот ролик ещё раз, как внезапно по квартире прокатился заунывный гудок домофона. Жалобное протяжное пиликанье. Глянула на часы — половина десятого. В такое время даже разносчики листовок уже не ходили.
Ясно же, что раз не открывают, значит, никого дома нет. Чего трезвонить? Но свет на кухне и в гостиной горел, а у меня первый этаж. Пробежала по комнатам и выключила всё. В наступившей темноте заунывные звуки стали ещё противнее.
То, что ко мне никто не мог прийти, было очевидно, но вдруг что-то случилось? Пожар, к примеру, и всех оповещают о том, что нужно срочно выйти на улицу. Или угроза взрыва. По телевизору показывали, как целый дом эвакуировали из-за анонимного звонка.
Вытерла вспотевшую ладонь о штанину, кончиками пальцев взяла трубку, будто она сама в любой момент могла взорваться. Молча прижала к уху.
По ту сторону трубки послышалось яростное сопение и глухое покашливание чуть поодаль. И прежде, чем я успела повесить трубку, раздался сигнал открываемой двери. Видимо, кто-то выходил из подъезда.
Дыхание перехватило. Я метнулась к дверному глазку и прижалась всем телом к двери. Футболка задралась, оголившийся живот неприятно коснулся холодной кожаной обшивки. В подъезде раздались тяжелые шаги. Я совсем перестала дышать.
Белый свет на площадке хорошо освещал зеленые стены, шашечки плитки на полу, двери соседей.
Я была уверена, что это Дубенко с компанией, решившие запугать меня окончательно.
Но ошиблась. Это были двое совершенно незнакомых парней. Подробно разглядеть не успела, потому что они сразу же направились к моей двери. Машинально отскочила, словно они могли увидеть меня. Следом прокатилась заливистая трель дверного звонка, а за ней требовательный стук в дверь.