Снег лег на камни и на крыши зданий,
взмахнуло у виска его крыло —
и боль утрат и трепет ожиданий
зима переписала набело.
Задумчивый, обсыпанный порошей,
чтоб знать глубины страсти и тоски,
ты заново прочти себя, прохожий,
оставя в стороне черновики.
Колдунья
Весны и жгучего июня
неузаконенная дочь,
жила веселая колдунья,
не в силах дар свой превозмочь.
Она казалась всем счастливой,
не зная слез, не зная зла.
Глаза ее, как черносливы,
таили тайны ремесла.
И в дождь, и вечером погожим
она, умея горечь скрыть,
своим соседям и прохожим
старалась радости дарить.
Но серебрился май за маем,
промчались сорок две весны.
Увы! Ведь мы не замечаем,
как одиноки колдуны.
Как, в неуменье ненавистном,
они, отбросив тайны прочь,
себе самим в обычной жизни
не в состоянии помочь…
Магия
Зализывая пенные следы,
волна о берег плещет то и дело.
Таинственная магия воды!
Прошли века, а ты не постарела.
Давным-давно, предвидя чудеса,
мой беспокойный и упрямый пращур
долбил бревно, и ставил паруса,
и отправлялся в океан шумящий.
Хоть знали, что недолго до беды,—
вода бывает злая и шальная,—
мы шли к воде, селились у воды,
стремились по воде на поиск рая…
О вечная и звонкая вода!
Ты то черна, то снова бирюзова.
Пускай, пускай мне слышится всегда
мелодия магического зова.
Пусть манит голубой атолл меня,
где девушки под замершею пальмой
загадочно танцуют у огня
неторопливый танец ритуальный.
Тела их обнаженные черны,
но золотятся в отсветах при пляске,
и в волосы над ухом вплетены
цветы неописуемой окраски.
А у костра сидит усталый вождь.
Погасла трубка. Размышляет старец,
что никуда от смерти не уйдешь —
кончается его последний танец.
Столпились за его спиной года.
А молодость ни в чем не виновата,
а молодость прекрасна, как вода,
магически зовущая куда-то!
Почти по Жюль Верну
Бездонье. Тьма сгустилась.
Легко и грустно мне.
Послушный «Наутилус»
плывет на глубине.
Ты слышишь, современник?
Забыт житейский вздор.
Ни липкой власти денег,
ни зависти, ни ссор.
Любое направленье,
свободен я — лови!
У пультов управленья —
лишь призраки любви.
Бесшумные турбины.
Надежные винты…
О мертвые глубины
беспочвенной мечты!
Грядущее событье
вам не понять до дна.
Кладу рули на всплытье.
Прощайте, Тишина!
Там, на земле, как прежде,
нигде покоя нет.
Приходится надежде
лететь на красный свет.
Там гром стучится в двери
и где-то льется кровь…
Но там, по крайней мере,
живет моя любовь.
Ревизия
Нет, не просто бьется сердце!
В организме у меня
существует министерство
человечьего огня.
Существует без паролей,
регистрирующих книг
министерство тайных болей,
жарких радостей людских.
Нет столов, часов приема,
строголицых секретарш —
просто горесть там — как дома,
просто радость там — как марш.
Все построено на чуде,
и твердит толчками кровь:
«Рядом люди, рядом люди,
самый высший из даров!»
Не скупись и трать на это,
чтоб не скиснуть в забытьи,
невоенного бюджета
всевозможные статьи.
Даже если ты растратчик,
все отдал — не унывай:
пусть ревизия заплачет,
позавидует пускай!
Пора жатвы
Среди колосьев, под моторный рев,
как мамонты, вздымаются комбайны,
а крошечные зерна их трудов
в своей микровесомости глобальны.
Простые вещи — хлеб наш и вино,
они — цена страды обыкновенной.
Но шар земной,
как хлебное зерно,
улегся на ладони
у Вселенной.
Я жду тебя
Опять лучей слепящая игра.
Колокола тюльпанчиков по склонам.
Весна, как фронтовая медсестра,
спешит ко мне вся в белом и зеленом.
Ах, не спеши! Осколки не свистят
и кровь из жаркой раны не сочится.
Надежду, как гнездо для аистят,
в душе свивает радостная птица.
Бессонный дятел тикает в груди.
О цвет черешен, белизна весенья!
Я жду тебя, сестричка, приходи.
Ты — боль моя. И ты — мое спасенье.
Цветы
Никого не стыжу,
никому не перечу.
Под июньскою синыо,
где птицы галдят,
выбегают цветы
человеку навстречу,
хоть садовник идет,
хоть моряк,
хоть солдат.
Где б ни рвали цветы мы
в теплице иль в поле,
я готов поклониться
ромашке простой
за умение скрыть
ощущение боли
и делиться с другими
своей красотой.
С твоего ли, природа, согласья…
Тихо.
Парки нагие уснули,
обретя после боя покой.
Желудей маслянистые пули
понабросаны щедрой рукой.
С твоего ли, природа, согласья
замирает в фонтанах вода,
чтоб спокойно черты безобразья
мы увидели в ней иногда?