— А я? — масштабный подход каперанга к проблеме вызвал у меня приступ испуга. — Товарищ капитан первого ранга, я не голубой.
— Я тоже, Попов, я тоже. Педиков и без нас развелось слишком много. Я ведь почему предпочитаю иметь в отряде ткачих?
— Потому что женщина, в отличие от мужика, не может стать пидором, — предположил я.
— Понимаешь, — удовлетворенно крякнул Косберг.
Это я понимал, это было логично. Я издал громкий вздох облегчения.
— Тебе предстоит другое, — каперанг улыбнулся и продолжил свои пояснения. — А ну-ка, напой мне «тройку», юнга.
— «Три-те-бе ма-а-а ло-о-о», — протянул я, успокоенный словами Косберга.
— Точно как в учебке. И без мата. Молодец, — похвалил каперанг. — Слухач. Прирожденный слухач. Вот оно твое предназначение: ты будешь слушать. Слушать, записывать и запоминать.
— Что слушать?
— Не «что», а «кого». Мы будем прослушивать всех людей, которые попадут в поле нашего интереса.
— Это запрещено.
— Чушь. Ты работаешь у меня, и для тебя больше не запрещено ничего. Но хватит болтать. Тебе пора возвращаться в свою каюту. Ты должен продолжать обучение. Пойдем!
Я хотел попросить каперанга о поблажке, хотел очутиться на воле хотя бы на час. Но Косберг предупредил мою просьбу:
— У нас нет времени на сантименты, Виктор. Враг не дремлет, даже когда он спит. Понимаешь?
— Но… — вырвалось у меня.
— Дальнейшие разговоры бессмысленны, — каперанг погрозил мне пальцем. — Большинство разговоров бессмысленно. Ты скоро это узнаешь. Тебе будут проигрывать пленки, на которых записаны беседы и разговоры тех, кого принято называть «сильными мира сего». Тебе не следует учить наизусть содержание. Ты должен обрести способность разбираться в подоплеке, научиться улавливать то, что стоит за словами. Ты должен понимать то, что имеют в виду и о чем думают люди на самом деле, когда произносят те или иные слова или фразы.
Мы шли обратно. Мои ноги цеплялись за переборки, и Косберг сдавил мое плечо холодными крепкими пальцами.
— Я не смогу! — крикнул я, когда каперанг втолкнул меня внутрь моей одиночной каюты.
— Сможешь. Ты будешь сидеть здесь, пока не научишься. Зато когда ты научишься, ты обретешь уверенность и могущество, ибо поймешь, что эти самые «сильные мира сего» такие же говнюки и ничтожества, как ты сам.
Глава 18. СЛУШАЯ ПРЕСМЫКАЮЩИХСЯ
«Родин» было шесть: шесть отдельных государств, шесть центров силы. А город был один. Хотя и большой.
Впрочем, не такой большой, как хотелось бы. Мест отдыха, мест для встреч, мест для переговоров, мест просто престижных с высокой себестоимостью не хватало, и достойные люди различных «родин», мнение которых о себе требовало неограниченного простора, постоянно натыкались друг на друга, испытывая психологический дискомфорт, грозивший перейти в открытое противостояние. Попытки разделить город на равные части, чтоб впредь избегать неприятных контактов, однозначно оканчивались неудачей. Элиты «родин», которым в школе и ПТУ были насильно привиты основы культуры, претендовали на Петроградку и Васильевский, и никто не хотел иметь штаб-квартиру в Купчино или в Веселом поселке. К тому же, в двадцать первом веке тяга к наживе приобрела интернациональный характер и беспощадно сметала границы между государствами и нациями. Ни одна даже самая развитая отрасль, будь то лесная или нефтяная, не могла существовать в чистом виде вне взаимодействия с другими отраслями. Поэтому приходилось уживаться.
Поэтому же здесь на балу в бывшем дворце Белосельских, ныне принадлежавшем некоему предпринимателю Быдлину, мне предстояло столкнуться не только с коллегами из «Родины-6», но и с представителями конкурирующих организаций. В широком кругу я считался бизнесменом и коммерсантом (умный человек ощущает ту тонкую грань, которая разделяет указанные понятия) — оптовым торговцем чагой.
Прежде чем вылезти из машины и прошагать по мраморным ступеням во дворец, я вынул из прозрачного пакетика два ватных тампона и вставил в ушные отверстия. Чтобы заметить затычки, возможному любознательному потребовалось бы заглянуть мне прямо в ухо, впрочем, такое было возможно только в теории, ибо на близлежащих крышах коротали вечер «бобры»-снайперы.
Я берег уши, как берегут пальцы скрипачи и ноги футболисты. Я вынимал тампоны, только когда готовился услышать что-либо важное. Дни и ночи, проведенные в одиночке на лодке «Родина», научили меня слышать то, о чем не говорят. И ничто так не вредило моим ушам, как «белый шум» — та бессодержательная информация, которую люди ежеминутно вываливают друг на друга, тот словесный мусор, которым переполнен мир…
Балы стали светскими мероприятиями недавно, но популярность их росла. В топе развлечений бал удерживал четвертое место после бани, боулинга и кровавой бабуинской кухни. Во дворце было шумно и людно, пахло мандаринами и хлопушками, как на елке во Дворце пионеров. Только вместо детей здесь бродили стаи старых жирных пингвинов, в которых, видимо, трансформировались подвижные энергичные пионеры, когда выросли. Тяжелые дядьки в черных смокингах, которые по-прежнему любили играть в солдатиков, но не оловянных, а настоящих, запивали мандарины не газировкой, а виски и водкой.
Стадный рефлекс жестко стандартизировал внешний облик присутствующих: «Patek Philippe», «Boss Black», «Etra» плюс внушительные жировые отложения в брюшине, под подбородком и на загривке. Русь слишком часто знала голод, поэтому не столько золото, сколько подкожный жир считался символом достатка, происхождения и достоинства. Данный завет пришел в наши умы из былин. На Руси застольные пьяноватые былины воспринимают лучше тягучей и нудной классики. Былины ближе. Нужнее истины. Важнее истории. Бездельник и увалень Илья Муромец роднее неуемного Печорина, а Штольц и вовсе враг народа. С былинными богатырями ассоциируется сила, вес, объем, ум. Поэтому для нас, где ум, там и вес, иначе все слишком сложно. А чтобы попасть в элиту, веса и ума недостаточно, нужен значительный перевес. Чем больше ты весишь — тем больше ты стоишь, почти принцип доминанты Ухтомского.
У нас в структуре, пожалуй, только Косберг не грузен. Но Косберг сам по себе, ему позволено иметь собственную скорость и траекторию. Мне же пришлось набирать массу. Три раза в неделю по два часа я качался на тренажерах, потел и пил аминокислоты. Занятие тупое и скучное. Мышцы буквально пухнут, но проку от них в рукопашном бою никакого. Зато женщинам нравится. Глупым женщинам нравится, когда рубашка не застегивается на вороте и руки не сгибаются в локтях. Глупым женщинам нравятся хорошо надушенные, одетые в дорогие костюмы гориллы.