Жаль, меня в тот момент там не было, в тот момент я, как и многие мои сограждане, ни о чем не подозревая, бухал, лежа на мешках с сахаром… Я бухал, а процесс капитализации продолжался. Обретение частной собственности расширяло сознание субъектов кинетической группы. И однажды они догадались, что деньги, взятые в долг у безумца, можно тому не отдавать. Так они и поступили. Так начался их головокружительный подъем. К текущему моменту они добрались до максимальной точки, обогатившись до состояния «заворота кишок». Если верна теория спиралевидного развития природы и общества, то скоро им предстояло долгое и несвободное падение.
Однако подступиться к ним было непросто. Олигархи первой волны обзавелись не только собственной охраной, но и манией преследования. Они пересели из обычных «меринов» в бронированные и переселились из «элитных» квартир в неприступные феодальные замки. Они не доверяли никому, в том числе самим себе и лечащим их психиатрам. Подступиться к ним могли только швеи или люди из второй группы.
Эта группа получила название потенциальной. Она была более многочисленной и голодной. Государство продолжало безумствовать, но собственности у него поубавилось, время легких денег прошло. Олигархи первой волны стали регулировать популяцию себе подобных ради сохранения собственного уровня жизни и сделали непроходимыми мосты, по которым сами пробрались к финансовому олимпу. От оставшихся лазеек попахивало уголовщиной или говном. Пробивать по ним путь можно было лишь с помощью револьвера и собственной жопы, или же в заковыристой комбинации того и другого. Талантливый соискатель из второй группы проникал в мир большого бизнеса в хорошо подогнанной шкурке пушистого грызуна — производного между халдеем и пидором. Этот путь пролегал через унижение и презрение и определял последующую модель поведения соискателя.
Далеко не каждый представитель пассивно-потенциальной группы достигал промежуточного финиша — выбирался на орбиту чудесного вращения вокруг какого-нибудь «денежного мешка». А уж возможность самому стать «центром вращения» предоставлялась единицам, что роднило среднестатистического соискателя со среднестатистическим сперматозоидом. Но в отличие от летящего наугад сперматозоида соискателю надлежало иметь навигационное чутье места и времени: слабого места на теле «центра», в которое можно нанести удар, и тонко рассчитанного момента времени, когда этот удар оказался бы неотразимым…
Чувствуя себя игроком на блошиных скачках, я составлял таблицы и списки будущих побед и поражений самых способных и амбивалентных соискателей власти, денег и могущества. Я знал наверняка, что, взобравшись на самый верх, уничтожив своих конкурентов, насильников и хозяев, эти люди не сумеют избавиться от приобретенных в процессе карьеры привычек и будут испытывать тоску по сильной руке, плетке, искусственному члену в жопе. Я очень рассчитывал, что утолить эту их тоску смогут запертые на подлодке ткачихи. Воспитанные как спартанцы, ткачихи знали, что и как вставить будущим хозяевам жизни по самое «не могу».
Косберг создал универсальный ключ. Я нашел двери, которые требовалось открыть. Мы могли начинать свою собственную игру. Оставалось дождаться, когда Косберг закончит пить.
Глава 23. ВЫДРЫ И СКУНСЫ
Исписав две трети тетради, я вернулся на подводную лодку. Я был готов к бою и способен вести в бой других.
Я принес осунувшимся без тепла и опеки швеям сладости и полезные книжки: «Этикет в картинках», «Полный курс истории проституции», «Сексуальные извращения в странах капитализма». С практикой у девушек все было в ажуре, но теорию следовало подтянуть.
В тот же день я сводил их в баню на улицу Братьев Васильевых. А затем — на рынок за косметикой и колготками. Вещи для швей выбирал сам, так как изучил вкусы и пристрастия богатого и богатеющего сословия.
Становилось холодно. На набережной лежал первый снег. Ночевать на скамейках в парках становилось небезопасно. Но Косберг не спешил появляться. Больше ждать было нельзя, и я решился на поиски.
Мы начали на рассвете — времени суток, когда дикая жажда и тяга к забвению толкает алкоголиков на мелкие преступления и торговлю последним исподним. В эти тихие сумеречные часы алкоголики выходят на улицы и бредут на тусклый свет ларьков под гулкий и неровный стук сердца. Бедный Косберг был в их числе — я это чувствовал.
Нам пришлось прочесать всю Петроградскую и большую часть Выборгской стороны, но, прежде чем взошло солнце, мы нашли нашего командира. Нашли лежащим возле дощатого вагончика с бытовой химией. Рядом с ним валялся использованный флакон — средство от мух. Каперанг был грязен и худ и, не признав в нас своих, запустил учебной гранатой, а затем пополз по-пластунски в сторону морского вокзала, громко и фальшиво напевая «Прощание славянки». Несмотря на токсическое опьянение, он полз нечеловечески быстро, и мы нагнали его только на набережной и потом долго пеленали рыболовецкой сетью, захваченной мною с субмарины. Великий человек не сдается ни при каких обстоятельствах, подумалось мне тогда.
С большим трудом мы отбуксировали Косберга до альма-матер и положили просыхать в центральном отсеке, где меньше качало.
Пока начальник метался в горячке, я подсчитал потери утренней экспедиции. Итоги оказались неутешительными: во время охоты на каперанга мы потеряли до тридцати процентов личного состава швей. Почуяв в утреннем воздухе табачно-пивной аромат половозрелых мужчин, они рассосались по городу. Я не винил тех, кто ушел. Я винил себя, я недооценил особенности женской биохимии: в период овуляции гормоны у женщин доминируют над импульсами коры головного мозга. То был научный факт, и он объяснял моральную неустойчивость женского контингента в определенные календарные даты.
Я оглушительно выругался, витиевато, восьмиэтажно, чтоб достать до печенок всех оставшихся на борту девушек. От упоения матом мне в голову пришла мысль о необходимости создании системы контроля за швеями, некоего особенного отряда, если угодно, органа, индифферентного к плотским соблазнам. Этот бесчувственный аналитический орган выполнял бы функцию «пояса верности» у горячих, чувственных, думающих ниже пояса швей. Большая холодная голова и длинные, лишенные растительности, ноги — вот каким представлялся мне идеальный сотрудник нашей с Косбергом группы быстрого реагирования. К сожалению, два этих качества были несовместимы в реальной жизни.
Тем не менее, отряд всеобщего контроля за всем, что обычно исчезает из виду, скоро возникнет. Сформированный из наукоемких и лишенных прелестей бытовых сторон жизни альтруистов-профессионалов, отряд появится в канун группового захвата швеями олигархов. Непризнанные гении-одиночки, невостребованные умы, отличающиеся от тупого агрессивно-унылого большинства полной неспособностью извлекать коммерческую выгоду из своего дара. Этот отряд будет действовать незаметно и безошибочно и постепенно установит контроль над швеями, лицами других профессий и лицами, профессий не имеющих. За скрупулезность, въедливость, дотошность, не брезгливость он получит название «СКУНС», чем будет гордиться. Неприметные скромные люди без знаков отличий составят гвардию «Родины-6». Их прямым командиром буду я. Ввиду строгой секретности я и сам не всегда буду помнить об этом…
А теперь еще немного об исчезнувших швеях. Жизнь на улице не так прекрасна, как кажется на первый взгляд, поэтому многие девушки скоро вернулись. Первых беглянок мы приняли дружелюбно, и впоследствии они отхватили свой жирный куш. Объявившимся позже, когда захват олигархов произошел, и самые богатые из интересующих нас персон уже были окучены, пришлось унижаться до олигархов второго сорта.