— Казино, рестораны, массажные сауны…
— Правильно. К сожалению, их слишком много на карте, даже если отминусовать всякие сомнительные чебуречные, рюмочные и подвалы с минетчицами. Для экономии средств и времени нам нужно, чтобы люди силы собрались в одном месте.
— На подлодке? — предположил я.
— Отставить, Попов! — Косберг сверкнул глазами. — Никому не позволено на подлодке заниматься развратом. Устав забыл?
— Никак нет!
— Ладно, посмотри вот сюда. Узнаешь это место сверху в масштабе?
— Ну да, конечно. Это ресторан «Русский мир».
— Правильно. Мы соберем их здесь. Всех до одного. Мы воспользуемся их неумеренной жадностью и безудержной страстью к халяве. Мы объявим в «Русском мире» благотворительную неделю для олигархов.
— А это не унизит их чувства собственного достоинства? — поинтересовался я осторожно.
— Нельзя унизить то, чего нет. К тому же, богатые думают, что халява и благотворительность — это одно и то же. А раз так, они будут есть и пить за троих. Запасов в холодильниках и на складах «Русского мира» хватит на неделю, не больше. За это время нужно успеть их опутать и взять в оборот, — Косберг мерил шагами комнату, я едва поспевал поворачивать голову. — Понимаешь меня?
Я кивнул.
— Виктор, швеи готовы?
— Швеи всегда, — отрапортовал я.
— Тогда возьми фотоаппарат, сними их как следует. Ну, сам понимаешь, что надо показывать. Да и они в этом деле не дуры, подскажут, если начнешь стесняться, — Косберг внезапно порозовел.
«Аскет, бессребреник, пуританин», — подумал я.
— Потом отвезешь пленку в типографию и закажешь тираж. Самые большие плакаты. И крупными буквами на фоне швейных прелестей: «Русский хеллоуин в ресторане “Русский мир”». Становление элиты. Всего одна неделя. Пивные реки, мясистые берега. За все заплачено. Вход только для избранных». Ну, как, звучит?
— Я бы не пошел, — сказал я, подумав.
— Поэтому ты и нищий, — не моргнув, объяснил Косберг. — Расклеивать плакаты будем сами. На лобных местах, ночью. Бюджет у нас пока маленький…
— А что сказать швеям про их работу?
— Да ничего. Они сами во всем разберутся, когда дело начнется. У них в генах такое записано, что нам, мужикам, не дай Бог.
— Тогда, каперанг, тем более… — начал я и осекся.
— Тем более — что?
— Вы не знаете еще, но часть швей разбежалась по городу, когда мы вас искали по дворам и помойкам.
— Меня по помойкам? Когда?
Я понял, что сказал опасную глупость, нужно было исправляться:
— Однажды вы спали особенно крепко после глубоких серьезных дум о судьбах страны, и, чтобы не помешать вашему отдыху, я решил провести уличные тактические учения под названием «Поиски лидера нации».
— Меня? — приятно удивился Косберг.
— Вас, — подтвердил я. — Так точно! Так вот, тогда же они и разбежались.
— Они что, меня с кем-то спутали?
— Вас не спутать. Вероятно, их сбили с толку фаллические символы старого города.
— Только символы?
— Не только… Каперанг, этот инцидент доказывает, что швеи не слишком надежны. Гормоны — вот в чем беда. Свое-то они не упустят, но на этом наше влияние на них может закончиться. Кто владеет гормонами, тот владеет швеями — есть такое определение в психоанализе.
— У меня на лодке служил срочник-ветеринар, он говорил, что после кастрации воздействие гормонов на мозг перестает быть решающим фактором. Но кастрировать их нельзя, — рассудил каперанг.
— К сожалению, да, — согласился я с каперангом. — Но мы можем вызвать у швей глубокую убежденность, что каждый их шаг находится под нашим контролем. Они будут знать, что неправильное движение грозит им кастрацией с последующей потерей к ним гендерного интереса, а значит, и с потерей всего остального. Для этого нам нужны люди, способные заранее распознавать неверные и ошибочные намерения швей.
— Что ж это за люди такие? — нахмурился Косберг.
— У меня нет списка фамилий, — ответил я сдержанно. — Но я знаю, как их искать.
— Найди их мне, Виктор! Срочно, — приказал каперанг. — Помни, счет идет на минуты. У меня ощущение, что не только мы предпринимаем попытки восстановления Родины, на пятки нам наступает кто-то еще. Да и швеи стареют быстрее мужчин. Трое суток, юнга, всего трое суток… И про рекламную акцию не забудь.
— Есть!..
Через три дня я вернулся на лодку и привел с собой шесть человек. Шесть человек, в которых присутствовали: безусловный талант, профессиональная невостребованность, бытовая беспомощность, коммерческая непригодность и женобоязнь. Как и я сам, все они умели «читать» людей нетрадиционными способами. Разнообразие применяемых методов увеличивало точность оценки до максимально возможной величины.
Я искал их по заброшенным лабораториям научно-исследовательских институтов. Молчаливых, замкнутых, гениальных одиночек. Отыскать их оказалось не так уж сложно, как могло показаться неискушенным. Наша Родина богата талантами, как никакая другая.
Первым был тридцатипятилетний лысеющий санитарно-гигиенический врач. Он считал, что первая утренняя моча, омывая за ночь контур человеческого тела, сканирует и повторяет в себе информацию, заложенную в больных и здоровых клетках. Если суметь расшифровать заложенный в моче код, можно охарактеризовать ее донора, а при должном развитии науки и техники воссоздать его точную копию, которую врач называл «отпрыском». Полный бред, но… все же я принес ему на испытание майонезную банку утренней урины Косберга и спустя час получил на руки рисунок, который немедленно уничтожил — с клочка бумаги на меня пристально смотрел получеловек-полуосьминог, бледное лицо чудовища было в желто-багровых пятнах, точь-в-точь как у разгневанного каперанга.
Второй будущий «скунс» — сорокатрехлетний микробиолог — изучал грибки. Не те лесные грибы, которые любит есть человек, а те, которые сами едят человека — микозы. Он считал их обладающими сознанием организмами, гораздо более разумными, чем мы. Он был уверен, что колонии грибков, посеянные на эпидермисе, используют человека в собственных целях как средство перемещения или как орудие экспансии, например. Впрыснув в человека некий вызывающий влечение токсин, микозы побуждали его к совокуплению и получали доступ к другому человеческому телу. Этот микозовед по кусочку эпидермиса с моей ладони безошибочно восстановил психологические портреты некоторых моих бывших подруг, я, не раздумывая, записал его в будущую команду, назначив старшим, и выдал денег на одеколон и приличный костюм.
Четверо других членов группы не имели собственных теорий, но выполняли профессиональные обязанности столь скрупулезно, что отпугнули от себя не только коллег и начальство, но также друзей детства и близких родственников. Маниакальная въедливость, параноидальная точность, абсолютная аморальность (в том смысле, что их искусство не измерялось понятиями добра и зла) являлись для группы общими качествами. Увешанный колбами и приборами гидро-метеоролог, диалектический марксист-ленинист, списанный вместе с марксизмом в историческое небытие, светящийся в темноте радиохимик, врач-нарколог, практикующий сам с собой, несмотря на тяжелую форму цирроза, — все они происходили из того рода чудаков, которые не умеют варить макароны, но способны изобрести колючую проволоку или водородную бомбу.
В качестве лаборатории я предложил этой шестерке весь мир… Впоследствии группа «СКУНС» оказалась самым не коррумпированным и лояльным органом из всевозможных спецорганов, когда-либо стоявших на службе у «родин».
Глава 24. РАЗВРАТ РОЖДАЕТ ПОРЯДОК
— Смотри, Виктор, смотри. Может быть, когда-нибудь ты напишешь об этом книгу. Мы — те немногочисленные счастливчики, которым доводится видеть, как женщины, преследуя весьма банальные цели, разворачивают курс огромной страны, — Косберг говорил странным охрипшим голосом, часто и нервно моргая. — Женщины! Женщины будут править Россией, поверь мне, Витек.
С каперангом было сложно не согласиться. В мягком освещении банкетного зала «Русского мира», среди отвратительных сатироподобных тел олигархов, хмельные изящные швеи выглядели божественно. Опутанные паутинами диадем, едва прикрытые лепестками вечерних платьев, они уже управляли реальностью. Желание подарить каждой из них особняк или яхту, забросать с ног до головы акциями газодобывающих предприятий, завещать нефтяную скважину или цементную фабрику — становилось практически непреодолимым.