Он снова отвернулся.
— Свора, — прорычал мужчина презрительно и тяжело ступил дальше. Незадолго до того, как они достигли вершины горы, он опять вспомнил седого парня. Но жуткий мужчина исчез.
Глава 4
ЗОВ ДЖУНГЛЕЙ
— Томас, вставай! — голос звучал в каком-то сне, в котором граф де Треминс был обезьяной и пронзительно кричал, раскачиваясь на люстре.
Его зубы стучали друг о друга от того, что кто-то сильно тряс плечо. Головная боль глухо загудела в ушах. Когда Томас открыл глаза, его ослепил свет свечи. На улице было ещё темно, и на Шарле Ауврае был одет вышитый халат, который он только накинул, когда пришёл полночный гость, и даже натянул свой коричневый накладной парик.
— Внизу тебя ждёт слуга де Буффона. Ты должен пойти вместе с ним. Немедленно!
— Сейчас? Среди ночи.
— Нет, уже шесть утра. Очевидно, дело срочное. И ты знаешь, что это может означать? Де Буффон зовёт тебя в свой замок. Определённо он находился при утреннем приёме короля. Иначе, зачем бы он так спешил?
Теперь Томас резко проснулся. Утренний приём! Утренний ритуал в королевской опочивальне, во дворце, где был в настоящее время двор Людовика XV и куда благородные гости одевались согласно строгому церемониалу. Хотя это было маловероятно, что де Буффон станет брать с собой Томаса в замок, однако такая возможность существовала.
Он выскочил из постели, бросился к тазу и стянул ночную сорочку через голову. Когда Томас наклонился вперёд, пульсирующая головная боль стала невыносимой.
Его отец что-то крикнул лакею, и в голове Томаса прокатилась новая лавина болезненной дрожи. Он застонал и надавил ладонями на глаза. Вернулись воспоминания о вчерашнем вечере. Три визита графа де Триминса в течение одного месяца. «Как много я выпил вина, чтобы вытерпеть его болтовню?»
Единственный положительный момент в этой долгой мучительной неделе – обязательные встречи с Жанной. Это был подарок среди всех альянсов – найти действительно искреннюю дружбу. Вскоре после праздничного карнавала Томас снова натолкнулся на честолюбивую девушку на следующем домашнем торжестве у дю Барри. Они договорились между собой о тайных прогулках и часто встречались как будто случайно.
Старый слуга прошаркал в узкую комнату и они уже втроём стояли в проходе. Томас натянул чулки и рубашку, пробежал пальцами вдоль своего тела в попытке насколько возможно быстро застегнуть пуговицы, расправил жабо по краю воротника и разместил поверх него шейный платок. Томас хотел надеть зелёный шёлковый жилет, но отец схватил его за плечи.
— Невозможно! С ума сойти! Ты не спятил? Ты не забыл, что во дворе всё ещё продолжается траур? Модная одежда запрещена. И думай о том, что королю кланяются трижды. Трижды!
— Вероятно, я должен это записать.
— Как ты можешь осмеливаться шутить над этим? Но сейчас важно следующее: говори только самое приятное, когда тебя спросят! Король должно быть – пусть случится, как допустит Бог! – на самом деле спросит тебя, будь внимательным, что говорить. Ты знаешь, наш король справедливый, но не особенно любезный. Кто это однажды испробует на себе, тот будет навсегда обречён.
— Спасибо за этот успокаивающий совет, отец.
Томас признал, что сейчас внезапно ему стало это неприятно. «Почему как назло сегодня? Почему не завтра, когда я буду лучше подготовлен?»
Несколько минут спустя, он сбежал по лестнице вниз, в каком-то простом светлом сюртуке, и в штанах до колен с серебряными пряжками, которые подходили к его туфлям. Он нёс треугольную шляпу, прижимая к себе левой рукой, как это было принято, сумку со своими рисунками под правой. Для завтрака совсем не осталось времени. Лакей, который станет сопровождать его в дом де Буффона, уже нетерпеливо ждал в салоне, непосредственно перед портретом Армана.
Сегодня его умерший брат рассматривал его особенно укоризненно. В такие дни как этот, сходство между его отцом и Арманом казалось Томасу почти таинственным. В то время как Томас унаследовал белокурые волосы, серо-голубые глаза и светлую кожу своей матери, Арман был более молодой копией отца: коренастый, темноволосый, с широким лицом и взглядом, который не допускал сомнения о том, кто был хозяином в доме Ауврай. Казалось, что враждебный взгляд Армана говорил ещё кое-что: «Не думай, что я не знал этого, брат».
Вскоре Томас отвернулся и последовал за лакеем на улицу.
***
В свои почти сорок лет Жорж-Луис Леклерк де Буффон был совсем не молод, но всё ещё излучал темперамент, которому могли бы позавидовать некоторые более молодые. И как всегда, никакая деталь не ускользнула от него сегодня. Едва Томас ступил на порог кабинета, натуралист приветствовал его с ехидной улыбкой.
— Ну, ночь была короткой? — прогремел он и захохотал, когда Томас вздрогнул. — Позвольте мне отгадать... светло-зелёный цвет как бутоны лилий, кислое выражение лица и глаза так опухли, как будто вы пили вёдрами сладкое вино. Я делаю вывод: должно быть вы снова присоединились к старому де Треминсу и восхищались его отсутствующими зоологическими знаниями.
— Можно сказать только так, монсеньор де Буффон.
Ответом был громкий смех. Это было редкостью, что учитель Томаса был в хорошем настроении. Даже гневная складка, которая разделяла его лоб, была сегодня менее глубокой. Можно было предположить, что раньше он был привлекательным мужчиной, когда не был таким толстым. Он был не только натуралистом, но также юристом и медиком. Свою молодость ученый провёл в путешествиях, и ещё сегодня говорили тайком, что однажды он дрался на дуэли из-за женщины. В зависимости от версии, его противник был хорватом, возможно также англичанином, но когда кто-то его об этом спрашивал, де Буффон только делал насмешливое замечание о людях, которые квакали в свете сплетни как лягушки, и при этом улыбался таинственно, как сфинкс.
— Н-да, как я слышал, вы не сможете очень долго ускользать из сетей семьи Треминс. Но выше голову, Томас, в ближайшую неделю вы снова получите отсрочку в Париже. Мы с вами должны позаботиться о новых растениях из Африки.
Томас пытался не показать свой восторг. Отсрочка на короткое время. Он не встречал никаких слов лучше, чем эти. Уже два месяца юноша извивался в угрожающем состоянии быть пойманным как рыба в верше (прим.пер.: рыболовная снасть), без надежды найти выход. При каждой встрече он находил Клер менее приятной. Ему действовал на нервы вид того, как она пичкала маленькую собачку сладостями, жаловалась на всё вокруг и гоняла прислугу. Хотя Томас знал, что она страдала от своей тайной печали и, вероятно, поэтому была невыносима. Девушка, напротив, не могла не страдать от того, что он лучше говорил о естественных науках, чем о музыке и театре, и не осыпал её комплиментами. Хотя слово «брачный договор» ещё не произносилось, то, что де Буффон услышал об этом, не предполагало ничего хорошего.
Энергично двигая руками, де Буффон помчался с кучей бумаг в сторону стола и со всей силы одним ударом заполнил папку из полированного дерева.
— Смотрите сквозь вещи. И при этом я позволяю вам ясно думать и тянуть за ваши концы, возможно, вы найдите что-то ещё, что до сих пор от меня ускользало.
— Я могу спросить, о чём идёт речь? Постойте... визит в замок? — он пытался, чтобы это прозвучало не слишком нетерпеливо. Учёный вопросительно поднял брови.
— Почему вы так думаете?
— Вы никогда ещё не звали так рано. Тут напрашивается подозрение.
Де Буффон улыбнулся.
— Сегодня я уже не выезжаю в замок, но вы тоже нет, Томас! Нет, нет, я позвал вас только, чтобы вы рассортировали для меня некоторые данные.
Было значительно легче скрывать надежду, чем разочарование.
— У меня были переговоры с некоторыми господами, в частности с монсеньором де л'Афердю, — де Буффон беззаботно выходил из комнаты. — Вы знаете кто финансовый контролёр двора. Как все бюрократы он, несомненно, хочет всё знать совершенно ясно.
Томас навострил уши. Де л'Афердю, который от имени короля объявил о высоком вознаграждении за голову этого таинственного дикого зверя.