«И ты не виновата!» Было почти облегчением, почувствовать, наконец, рядом с ужасным бессилием, гнев.
— Почему ты это делаешь? — выпалила она. — Все эти люди, ты, что – монстр? Мари доверяла тебе. И...
Нож так резко и плотно прижался к пульсирующей жилке на её шее, что она замолчала.
— Не говори здесь о Мари! — прорычал он.
Мужчина часто дышал. Его рука дрожала, и Изабелла поняла, что он не только зол, но также раздражён и рассержен. «Я спутала ему планы! Я не могу его провоцировать!»
Канат задевал лодыжку. Он снова её связал. Изабелла попыталась сопротивляться, но на шее был нож, чуть выше шрама. Картина отца, Аристида д’Апхера, появилась за её сомкнутыми веками в пульсирующей темноте. Истории, которые он рассказывал ей у костра и уроки для воина, которые упоминал: авантюрные отчёты о победах и военные хитрости ловкого бойца. «Начинай с маленьких шагов, ищи самое маленькое преимущество и используй его», — она слышала его глубокий, немного хриплый голос. — «Если ты сдашься – ты проиграешь. Но пока ты дышишь, надежда есть всегда». Аристид гордился дочерью, которая охотилась лучше, чем мужчины и жадно впитывала каждую его историю. Но теперь его совет просто звучал бесполезно и попусту.
Похититель протиснулся позади девушки, более ощутимый, чем слышимый, и прижал руки Изабеллы у неё за спиной. «Как будто я его добыча», — подумала она с отчаянием. Но в то же самое мгновение инстинктивно кое-что сделала, что Изабелла уже давно выучила, играя с Мари и деревенскими детьми, когда они все были грабителями и героями, которые ловили злодеев и привязывали их к деревьям бечёвками от коров. Как и тогда, Изабелла сжала обе руки в кулаки так, чтобы её запястья были затянуты крест-накрест. Она осторожно напрягла свои плечи и откинулась назад, согнув руки в локтях. И как это было тогда, девушка сказала себе: «Говори! Отвлеки его!»
— Твоё... животное сильно ранено? — тихо спросила она.
— Не так тяжело, чтобы оно не смогло бежать или укусить.
Изабелла держалась так плотно к нему, как могла, когда он стягивал верёвку. Мужчина закрепил по-походному последний узел и прижал девушку к земле. Повязку с неё он не снимал.
Тишина была пугающей. В мыслях она видела его перед собой, с ножом руке, лихорадочно обдумывающего, что с ней делать. Её судьба висела на волоске. «Что бы сейчас сделал Томас?» — подумала она и сама себе дала ответ: — «Разговаривать о том, что для него важно, чтобы отвлечь и успокоить».
— Что... это за животное такое? Оно особенное. Я никогда ещё не видела ничего подобного. Это не волк.
— Нет. Но в нём течёт кровь волка. Поэтому ты не услышишь лай. Сука одичала и убежала. Я должен был подстрелить её, но мне потребовалось два дня, чтобы её выследить.
— Ты ранил своё собственное животное?
— Оно не слушалось, — сухо пояснил он. — Я принёс его туда обратно. Оно мне не нужно, если охотится без меня. Когда-то оно последует сюда ещё раз.
Изабелла сглотнула. «Говори дальше!»
— Где... ты достал его?
— Первая с войны, — его слова едва можно было понять. — Рыжая была собакой, какой ты никогда ещё не видела. Принадлежала наёмнику, который заработал себе состояние на ставках на собачьих боях. А иногда он брал рыжую на поле боя. Она была надрессирована опрокидывать врага и перекусывать ему горло. Он показал мне, как дрессировать этих собак для нападения и борьбы и как защитить их от травм. Он пал в бою, и я забрал рыжую. Она была беременной, возможно, от волка. Сбежавшие ночью на поле битвы. Поэтому двое здесь – метисы.
«Так их две!»
— А где... эта рыжая?
«Она бродит где-то вокруг?»
— Умерла. В мае прошлого года, — донеслось глухо из темноты. Теперь Изабелла вспомнила о встрече с Эриком ранним вечером, когда она хотела к Мари. Графские сыновья рассказали ей, что подстрелили бестию, и та едва ли выживет.
— Она и в самом деле не выжила, — утвердительно сказала она.
— Нет, она могла спрятаться только в одном моём убежище, — послышался приглушённый ответ. — Когда я выслеживал её позже с кобелем, она попала мне в руки.
В его голосе была скорбь. И это было также опасно, как и гнев. Искажённый взгляд в пропасть, в тёмный мир, куда она не хотела смотреть даже в кошмарных снах.
— Это война сделала тебя таким жестоким? — прошептала она.
— Жестоким? — он насмешливо рассмеялся. — Война научила меня тому, чтобы я был настоящим. Она сделала меня Каухемаром! — было что-то восторженное в интонации, как будто это опьяняло его самого.
У неё снова по спине пробежал холодок. Девушка не понимала всего этого. Этот ужас не подходил лицу, которое она знала, не к человеку. «Я совсем не знаю его! Совсем не знаю!» — подумала она.
— Почему ты печалишься больше о собаке, а не о Мари? — прошептала Изабелла. — Как ты можешь забыть всё, что было? Это никогда ничего не значило? Ты никогда не любил её? — она сразу пожалела об этой фразе. Он так быстро оказался возле неё, что Изабелла не слышала его приближения. Мужчина схватил девушку своей рукой за затылок немного крепче.
— Она значила для меня всё! — прошипел он. — Я пролил слёз больше, чем эти лицемеры в деревне. И это не было моим долгом! Она вышла посреди ночи. Я хотел помочь ей, но появился слишком поздно.
«Не его долг?» Изабелле никогда ещё не было так холодно, как теперь.
— Слишком поздно? — спросила она.
Хватка вокруг затылка усилилась.
— Ты не должна осуждать меня! Было слишком поздно! — это прозвучало как команда.
Так говорил кто-то, кто хотел оправдать свои собственные действия. Он хотел верить, что лучше это знал.
«Это было не поздно! Он был рядом с ней и ещё мог бы ей помочь! Он просто позволил ей погибнуть в воде? Или... даже убил, потому что она обнаружила его преступления?» Изабелла могла, но не хотела даже расспрашивать дальше.
Рука освободила её, его шаги удалились.
— Что ты планируешь?
— Это тебя не касается. Я привязал обоих. Если ты не сдвинешься, они не смогут до тебя достать.
— Ты не можешь оставить меня здесь с собаками!
— Спой им, если они станут беспокойными, так я всегда успокаиваю их после нападения. Детские песни они любят больше всего, — он рассмеялся тихо и так надменно, что ещё больше стал для неё чужим. — Ну, да, вероятно, всё же нет. Иногда их привлекает именно пение. И молись, чтобы я вернулся с кормом, прежде чем они станут слишком голодными. Не то, чтобы в конечном итоге они перегрызли свои тонкие веревки, чтобы достать до тебя!
Изабелла не знала, что было хуже – песня о Рикдин-Рикдоне, насмешливый напев о её беспомощности, или уединенность, в которой она осталась, как отзвучавшая вдалеке песня. Девушка осторожно скользила, насколько это возможно, спиной по стене. Уже это движение было воспринято с угрожающим рычанием. Её кожу покалывало, как будто бы взгляд бестии проходил по ней как кончики клыков. Хотя глаза Изабеллы были завязаны, она никогда не видела яснее, чем сейчас. Время сказки закончилось. «Проснись, Белла!» — думала она. — «Такова действительность. Принцы превращаются в чудовища и никогда наоборот».
***
Песня Адриена разносилась в голове Томаса в такт ударов копыт, а также негромкий печальный детский голос Камиллы.
«— Что ты делаешь здесь на улице, Камилла?
— Я жду принца Рикдин-Рикдона.
— Принца не существует.
— Но я слышала песню! Он всегда меня ей будит! Он также пел ее для меня позавчера ночью, когда ушла Мари».
«Женщины слетаются на песни, как на мёд», — прибавил, ухмыляясь Адриен.
И теперь он как раз был, наверное, рядом с Изабеллой, потому что Томас послал его к ней! При мысли о них, каждое его размышление было там, и он гнал лошадь так, будто бы впереди него на несколько миль был дьявол.