Она вернулась в дом, где жили султанши, нашла чернильницу, написала прощальное письмо Али на фарси "Нам не суждена была победа, не суждено осуществить наши мечты, но я благодарна за это время. Когда была счастлива по-настоящему. Благодаря вам, я знаю, что значит любить". Она взяла сверток, маленький кинжал и положила во внутренний карман, специально пришитый к одежде, затем взяла саблю и побежала в сторону крепости.
Когда хорезмийцы подходили к воротам, чтобы открыть их, как по закону подлости, грянул гром, далеко, у вершин гор сверкнула молния, словно грозя небесной карой. Когда люди выходили из крепости, полился ливень. Женщины и воины не думали о позоре, а падали на колени, подставляя ладони струям небесной воды и жадно ее глотали. Выходивших людей окружили всадники и повели во вражеский стан.Гургандж тоже держался несколько месяцев. Нового хорезмшаха Джелал-ад-Дина диван не признал и возвел на престол брата ТеркенХумар-Тегин. Он, в свою очередь, приказал сдать город монголам. Но простые жители не признали кипчака новым султаном и не послушали не его приказ, а призыв шейха Наджм-ад-Дина аль-Кубра к священной войне, продолжая сопротивление.
Еще продолжались бои за городские кварталы, когда старший сын Чингисхана Джучи со своими нукерами, среди которых был хорезмийский перебежчик - бывший раб, зашел во дворец хорезмшаха. Слуги и наложницы, которых Теркен не взяла с собой в Илал, стояли, склонив головы. Пока воины бегали по покоям, переворачивая сундуки с золотом, Джучи взглядом тронный зал, зашел на высокий султанский трон и, смеясь разлегся на него.
- Какой огромный трон!- говорил сын хана по-монгольски Хорезмийский нукер, не похожий на хорезмийца, зеленоглазый и рыжебородый, стал понимать некоторые монгольские слова, он старался схватывать все: любые бытовые фразы, слова, связанные с войной, оружием и даже ругательства. Но выучить другой язык теперь труднее, чем когда-то в детстве, когда пришлось сменить родной язык на тюркский. Практически все монгольские военачальники и многие нукеры знали тюркский, и в общение с ними не было проблемой, но надо было стать своим для них.
- Теперь он ваш, повелитель!
-- Сколько раз тебе повторять, чтобы ты так меня не называл? - перешел Джучи на тюркский.
- Простите.
- Если не захочешь забыть, что был рабом, так и всю жизнь им останешься. А вина здесь есть?
- Сарацинам вино запретно, но многие знатные запрет нарушают.
- Ясно... - улыбнулся сын хана, будет, чем праздновать, когда штурм закончится.
- Пойдемте, я вам покажу еще много чего интересного. Рыжебородый привел его в шахский бассейн.
- А это ему зачем? Здесь столько всего бесполезного.
- Здесь шахи сидели в воде.
- Зачем?
- Говорят, вода имеет целебные свойства. Часто они здесь развлекались со своими наложницами. Однажды покойный султан Текеш решил также развлечься, так Теркен-хатун чуть не сварила мужа в бассейне!
- Во как! Повелители мира, тоже мне! - громко засмеялся Джучи.- Интересно, есть ли среди дочерей султана похожие на его мать?
- Наверно, старшая, ее имя Хан-Султан. Она была замужем за ханом ханов Усманом, но тот поднял бунт против султана и был казнен, говорят, по настоянию Хан-Султан.
- Она красива? - с хитрой улыбкой спросил Джучи.
- Самая красивая из женщин гарема, хоть и уже не совсем молода. - Он куда-то побежал, обещав быстро вернуться. Вернулся рисунком в руках и показал его Джучи. Там Жак, подражая авторам персидских миниатюр, нарушавших запрет изображать людей,попытался нарисовать восточную красавицу и длинными волнистыми волосами и с чуть раскосыми, но широкими глазами.
- А ты, Цветноглазый, или как там тебя зовут, в душе остался мужчиной, - засмеявшись, похлопал Джучи его по плечу.
- Господин, мое имя Жак, уверенным голосом сказал воин. - Я христианин.
Жак родился в небольшой французской деревушке, в семье было девять детей, четверо умерли в младенчестве. Однажды пришли в деревню проповедники и поведали, что только дети с их непорочными душами могут освободить Гроб Господень. Жак поверил проповедникам, сбежал из дома и присоединился к другим ребятам, таким же доверчивым, как он. Купцы обещали помочь, посадили детей на корабль. Беззащитные дети стали добычей работорговцев, которая сама пришла к ним в руки. Горе-крестоносец смутно помнил, как его перепродавали разным лицам. А то, как сделали евнухом. Память отбросила, как будто защищая душу от страшных воспоминаний. Так он попал в Хорезм. Поприказу хозяев пришлось поменять веру и имя. Но наедине, тайком, доставал хорошо спрятанный католический текст и произносил слова молитвы на латыни, которые так и не забыл за все эти годы. Только, будучи взрослым, Жак стал думать о том, что все было подстроено, что злые люди использовали чистые веру и чистые помыслы для своей наживы. Он каждый день видел в гареме красивых девушек, видел их непокрытыми, и хотелось кричать и плакать от мысли, что не суждено ему стать ни мужем, ни отцом, ни просто любимым юной красавицей. Он все время ждал, когда пройдет старшая дочь султана, чтобы взглянуть на ее огромные черные глаза и густые брови. Вторая мечта тоже была несбыточной - вернуться домой. Но никто его, вероотступника, там не ждал, и кого волнует, что предал Святую Церковь не по своей воле? Когда пришли монголы, он не понимал, кто они, откуда, но решил, что это его шанс: если не может осуществить две мечты, тогда хотя бы сможет третью - стать свободным. Он бежал к ним не с пустыми руками, с рисунком расположения городских кварталов и построек.
- Почему мы должны верить, что ты из самого дворца хорезмшаха? - спросил крупный военачальник с суровым лицом.
И Жак вытащил украденную печать хорезмшаха. Так он стал монголом. Теперь он не раб, а воин. Такое и на родине не светило безродному крестьянину. Здесь никого не волновало, как он молится богу, какое он носит имя. С этими людьми он смог снова стать собой - христианином Жаком, вернуть себе то имя, которое он носил, когда спина еще не привыкла к плетям работорговцев. Не привыкать бывшему рабу терпеть боль, и во время воинских учений проявлял он стойкость, и в монгольской борьбе вызывался участвовать, был не раз сброшен на землю силачами, но поднимался. Не сразу и стрелять метко из лука научился, но пытался и пытался, пока не стал попадать в цель. Пришлась Жаку по вкусу и монгольская еда - кумыс, сушеный творог хурууд и мясо в разном виде. Мясо почти каждый день. Он не помнит, сколько раз в год на родине удавалось поесть мяса. Еда для настоящих мужчин, придававшая силу. Есть ли запрет Святой Церкви на такую пищу он не знал или забыл. И пусть эти люди язычники, могут потом стать христианами. Монголы видели его бесстрашие в бою, безжалостность в захваченных городах, непреодолимое рвение в исполнении приказов и поручений. И пусть у них необычные лица, которые он видел ранее только у ханьских и кара-китайских купцов,и пусть они говорят на языке, который ранее не слыхал ни у арабов, ни у хорезмийцев, они не смотрели на него, как на раба, не разговаривали, как с рабом. Их темники и даже хан с сыновьями ели ту же пищу, что и простые воины, жили в таких же юртах, звали своего правителя просто каганом. Только одно не понимал цветноглазый латинянин - что принимают в свои ряды сарацинов, пришедших к Чингисхану с земель, где правили кара-китаи от гонений. Приходили перебежчики и из земель Хорезмшаха, чтобы сохранить свою жизнь и жизни близких людей. Приходилось ему видеть, как они совершают намаз в военном лагере и разделять с одним из хорезмийцев трапезу, Цветноглазый возмутился, обратившись к сидевшим рядом монголам: