Увидев в человеке с монгольскими косами и в монгольских доспехах, Хан-Султан узнала того самого человека, подарившего надежду на счастье, человека, что был рядом, когда готова была пасть духом, человека, в котором видела героя, не знавшего, что такое страх. И теперь она видит заурядного человека, желающего жить и боящегося смерти, готового пойти на измену шаху, чтобы выжить.
- Хатун, я рад, что вы живы и в добром здравии, - говорил Али.
- Почему вы согласились служить кагану? Я думала, вы не боитесь смерти.
- Почему вы судите меня, хатун, если сами стали женой сына кагана?
- Я искала смерти. Там, в крепости, я не вышла, а осталась, чтобы сражаться, хотела погибнуть в бою, но была схвачена. И в плену пыталась бежать, но снова было не суждено.
Он мог сказать, что остался жить ради своей хатун, чтобы вызволить ее из плена, но не стал. Рядом с хатун стояли служанки, пусть хорезмийки, но все равно могли проболтаться, и каждое их слово могло быть использовано недоброжелателями против Хан-Султан. По той же причине не решился оставить письмо с подарками. Он вручил ей подарки: книги на фарси со стихами персидских поэтов, среди них и стихи Омара Хайяма, любимого ими обоими.
Когда Хан-Султан осталась с Айше наедине, села на пол и зарыдала. Айше ее упрекала:
- Прекратите сейчас же, хатун! Это могут заметить! Испортите свое будущее и вашего сына! Ради него только надо жить! Когда мы ту страдали в плену от голода, побоев и страха, он спасал свою жизнь и благополучно служил монголам и дослужился до баскака! Простите, хатун, за дерзость вашей рабы, но для вашего блага стараюсь!
- Ты права, Айше. Я вырву Али из сердца, тогда мы были другие. Мы оба шли одной дорогой - к победе или смерти, но сейчас пути разные и войны разные: у меня за сына, у него - за что-то свое. Подними боктаг и одень мне на голову.
Джучи не ошибся, после этой встречи Хан-Султан стала иногда улыбаться и была более ласкова к мужу. Не успело Берке и года исполнится, как Хан-Султан поняла, что ждет еще одного ребенка. И снова сын, ему дали имя Беркечар. После него родился Бури. Жена, подарившая троих сыновей правителю, стала пользоваться еще большим почетом среди подданных.
Однажды Хан-Султан приказала привести к ней Цветноглазого. Жак преклонил колени перед ханшей, а она, запомнив, как он надсмехался над ней, когда вез в ставку Джучи, испытала необыкновенное счастье:
- Ну что, евнух, - говорила она с ним в презрительном тоне и глядя надменным взглядом. - Все встало на свои места: я снова хатун, а ты преклоняешь колени. Все, как должно быть.
- Да, госпожа, все, как должно быть, - соглашался латинян, боясь разозлить госпожу. Тогда была война, вы были пленницей...
- Не дрожжи от страха, - прервала его Хан-Султан. - Я мстить не стану.
- Что же вам тогда угодно?
- Расскажи мне, как был разрушен мой город? Долго ли держался? Сколько горожан убили? Ничего не таи.
- Вначале город осаждали Джучи и Чагатай, но между ними не было единства: Джучи много раз пытался уговорить жителей сдаться, он не собирался разрушать город, но Чагатай хотел разрушить Гургандж до основания, потому что знал, что он должен стать частью владений Джучи. Тогда каган приказал другому сыну Угедею командовать осадой.
- Стой! Достаточно, ступай к себе!
- Хатун, вы не хотите послушать дальше?
- Я же сказала, иди отсюда! - раздраженно накричала Хан-Султан на Цветноглазого.
Сжала сердце боль от сожаления, что хотела убить Джучи. Слезы покатились по щекам первый раз не о своей судьбе, не по родным, а по мужу - бывшему врагу. Она вытащила из сундука куклу, ту самую, отнятую у уличных артистов куклу Хан-Султан, глядя на нее, как будто на свое отражение, говорила: "Столько зла ты сделала людям, Хан-Султан, столько боли причинила! После смерти семьи Усмана надеялась на счастье. Не заслужила ты его, ты - плохой человек!"
Хан-Султан стояла у шатра Джучи, ожидая, когда нойоны закончат говорить о государственных делах и выйдут оттуда. Дождавшись, она подошла близко и, глядя в глаза, спросила:
- Хан, почему года вы не сказали, что не хотели разрушать Гургандж?
- Прекрати меня так называть, хан - ой отец, а то люди наклевещут, что я хочу отделиться.
- Простите, но почему не сказали, видя, как я хотела вас убить? - говорила она со слезами на глазах.
- Как я мог сказать кому-то о разладе с братом, сама подумай, глупая женщина?
- я так виновата перед вами! Она обняла мужа за шею, сама, впервые.
Маленький Берке сочетал в своем облике азиатские и южные черты. Сыновья засыпали под туркменские колыбельные, слушал восточные сказки, рассказы о Пророке с фразой "мир ему" о том, что есть только один Бог. От отца мальчики слышали рассказы о сивом волке Бортэ-Чино и прекрасной лани Гоа-Морал, предках всех монголов, о дочери вождя хори-туматов Алан-Гоа, родившей детей от луча света, излучаемого рыжим и голубоглазым человеком, о том, что Хан Тенгри, Вечное Синее Небо, приказал монголам покорить мир. Как только мальчишке исполнилось три года, отец посадил его на коня, хоть и мать ругалась, что он еще совсем мал. Потом стал брать сына на охоту и учить стрелять из лука, брать на облавную охоту, на которой юные монголы вырабатывали тактику боя. В шесть лет Берке уже побеждал в скачках среди детей. Беркечара воспитывали также. А мать стояла с маленьким Бури на руках и криками поддерживала сыновей. Хан-Султан смирилась с таким воспитанием, решив, что ее сыновья должны быть сильнее своих братьев во всем, пусть даже придется каждый раз сталкиваться с опасностями. Им расти в суровом мире, в суровом мире им править, поэтому должны быть суровыми батырами.