- Вы были неверной, ей и остались, - сказала громко осмелевшая от шока Ай-Чечек.
- Да как ты смеешь лгать? Мы с отцом и всей семьей приняли ислам еще моего замужества!
- А не обманули ли вы всех и не молитесь в мыслях вашим кипчакским балбалам?
- Хочешь пойти с ними?
Хан-Султан поднялась и увела Ай-Чечек за руку к каравану.
отправился в путь, тем временем приказ султанши был выполнен. Юные сыновья вассалов с камнями на шее погрузились на дно Амударьи. Не убили только одного Умара, знавшего путь в Илал.
Стояла невыносимая жара, все время хотелось пить, пот лил ручьем при малейшем ветре приходилось прятать лицо от песка. Эта пустыня не казалась безжизненной, как африканские. Каравану по пути редко встречались золотистые барханы, чаще засохшие травянистые растения на песчаной почве. Периодически по песку проползали змеи и черепахи, а над караваном возвышалось - вечное синее небо. И, казалось, не было конца и края, как не было конца этому пеклу и жажде, и только небесная мозаика из звезд ночью успокаивала и внушала мысль о том, как прекрасен божий мир, в котором мы живем.
Вся прошлая жизнь - беззаботное детство, юность, персидские поэты, мечты о встречах с ними, замужество, жизнь после возвращения домой - словно превратилась в песок барханов этой знойной пустыни, есть только матушка, сестры и братья, сумасбродная султанша, от которой не знаешь, что ожидать, верблюды и пустыня. А еще где-то далеко монголы, с которыми, уходи - не уходи, а встречи не избежать. Золотые украшения, драгоценности в сундуках, которые несли на своих горбах верблюды, которыми Хан-Султан часами могла любоваться у зеркала, превратились в обычные побрякушки, по сравнению с настоящей драгоценностью - жизнью. Бог, как будто, ее наказывал за то, что никак не могла понять этого. Раньше она ругала поваров, когда во дворце не было сладостей, а теперь, кажется, что нет вкуса, приятнее вкуса воды.
И вот, долгожданный Мазандаран... Издалека виднелись горы, покрытые густыми лесами. В этой местности не было засухи, казалось, нехватка воды осталась в прошлом. Наконец-то жизнь! После долгого пути по пустыне женщинам пришлось подниматься по склонам гор. Наконец издалека показались мощные каменные стены крепости Илал. Харасцы, выполняя тайный приказ Теркен, окружили Умара, единственного выжившего вассала, отняв у него саблю, зарубили. Хан-Султан хотела, побежать, как в прошлый раз, но Ай-Чечек ее взяла за руку:
- Не надо, дочка, мы не можем ничего сделать, - говорила она сквозь слезы
- Как с этим жить, матушка?
- Здесь нет нашей вины, не мучай себя. Отвечать будем только за наши грехи, а за свои - хатун ответит. Всевышний видит, что мы пытались этому препятствовать, но бессильны перед той властью, что твои дед и отец дали ей. Вот когда закончится война и вернется хорезмшах, будем с ним говорить. Разгневается - и пусть, дальше это терпеть нельзя.
- Отец сам теперь бессилен перед властью Теркен. Почти все эмиры и наместники - ее соплеменники.
У ворот крепости их встретил мустахфиз (комендант) иранец Али ибн Хусейн ибн Хасан ат-Туси. Хан Султан запомнила его лицо: голубоглазый, бледнолицый мужчина не был похож на ее соплеменников - тюрков. Тридцатилетний комендант мог при желании иметь четыре жены, но жил по принципу Омара Хайяма "лучше будь один, чем вместе с кем попало" и искал недостатки в семье каждой девушки, предлагаемой ему в жены.
- Так и умрешь один, как Омар Хайям, - говорил ему сотник Бурак, единственный товарищ из гарнизона. Только с ним этот замкнутый перс был откровенен, иногда мог даже пожаловаться, как трудно управлять тюрками, заставлять их подчиняться, действовать строго по команде, да еще и иноплеменнику.
Встретив с несколькими солдатами, женщин тут же проводили в одно из зданий для проживания солдат выделенного для проживания командного состава. Для мужчин выделили одно из помещений для проживания гарнизона, а солдат оттуда пришлось переселиться и потеснить своих товарищей. С первого же дня Теркен-хатун приказала вызвать коменданта и стала возмущаться:
- Почему ваш гарнизон не вышел поприветствовать жену хорезмшаха?
- Солдаты находились на своих постах. Я не могу их отвлечь, только чтобы произнести все ваши титулы
Теркен поперхнулась, другие женщины смотрели на него с удивлением и даже страхом, помня судьбу заложников и Умара.
- Простите, хатун, я должен работать, - ушел, поклонившись Али.
- На второй день Теркен снова вызвала мустахфиза и начала ругаться:
- Это где вы нас поселили?! Знали, что приедет гарем хорезмшаха, не могли подготовиться? Почему все должны жить в общих покоях: и жены, и наложницы, и даже мать султана?!
- Хатун, - спокойно, улыбаясь отвечал Али, - помещения здесь предназначены для проживания воинов, а не гарема. За короткое время собрать строителей, зодчих и построить огромных дворец, достойный царственных особ, невозможно.
- Но кормить нормально вы нас можете? Это что такое! - возмущалась султанша, нервно протягивая ему сухую лепешку. - Как это можно есть? И это после долгого пути по пустыне! Хоть баранов заколоть к нашему приезду вы могли?
- Мясо нужно для воинов, - так же спокойно отвечал командир. - А женщины вполне могут довольствоваться растительной пищей. Завтра вам принесут мешки с рисом и чечевицей, сварите похлебку.
- Мы тюрки, степняки, не можем без мяса, хоть мужчины, хоть женщины, без разницы. Наши прадеды верили, что они потомки волка.
- Хатун, наши враги тоже говорят, что они потомки волка и лани. Только это все язычество, пусть в это верят идолопоклонники, а я верю только в Писание, где говорится, что все люди - дети Адама.
- Да как ты смеешь мне перечить?! Забыл, кто перед тобой?! Да стоит мне только намекнуть...
- И что? Прикажете убить? А кто вас тогда будет оборонять крепость? Вы? Вы и Гургандж оборонять не захотели, хотя город хорошо подготовлен. Монголы вот-вот будут тут. Ах, да, - засмеялся комендант. - Есть другой вариант: пока я вам нужен. Буду жить, пока я вам нужен, а после победы убьете, как это было с Умаром. Но есть один момент: вас и так ненавидят люди Хорезма за невинно пролитую кровь, а после убийства командира, спасшего вас, что будет?