Айлитир пренебрежительно пояснил:
- Ничего, в Оликане все излечат.
Гвидион бывал в Мире Маков лишь однажды и очень давно. Когда еще не было Переходов, он пришел сюда, странствуя между Мирами в сопровождении Князя Айлитир, того самого, который создал Айлитир-дун. И тогда здесь было такое же пронзительное небо и безумные глаза красивейших существ, захлебывающихся счастьем.
В те времена Гвидион был слишком энергичен, слишком охвачен желанием действовать, творить, созидать, Мир Маков показался ему невыразительным и скучным. Теперь, идя вслед за бесстрастным Айлитир с бледно-серыми, словно у Бренна, глазами, Гвидион с грустью думал:
"Давно пора было покинуть Верхний Мир. И что меня там так задержало? Когда все закончится, и я стану вновь свободным от свалившихся на меня дел, я вернусь сюда и останусь здесь надолго. Я изменю течение времени и буду целую вечность идти по этому полю из маков, дышать этим пронзительным летним воздухом, ослепленный ярким солнцем. Здесь я проведу долгие годы, и тогда мои печали исчезнут, эти маки смогут развеять их".
В Мире Маков их никто не встретил, лишь Чибис настороженно принюхивался, присматривался и, наконец, подтвердил, что тропа, ведущая в Оликану, все еще существует.
"Итак, все-таки Оликана, - в волнении думал маг. - Не туда ли я и сам направлялся? Как еще примет меня мой родич?" Вспомнив про Фоморов, Гвидион неожиданно сообразил, что их нападение оказалось ему на руку. Хотя причины их вражды ему неизвестны, но столкновение с ними подтверждает, что он не состоит в союзе с Балором, а то у некоторых возникают неуместные вопросы по этому поводу.
Оликана появилась неожиданно, словно долина маков вела как раз к ней. Странники вышли к быстрой реке и увидели на противоположном берегу белый город, от которого исходило сияние. Гвидион различил островерхие башни из белого камня с высокими стрельчатыми окнами и сразу вспомнил полное название этого Мира - Чертоги Ослепительного Света Оликана. За городом вдали виднелось море. Через реку перекинут стеклянный мост - единственная защита Оликаны. Ступить на него мог лишь тот, в ком не одержала торжество тьма. Гвидион бывал здесь и прежде и каждый раз с содроганием ожидал этого испытания.
"Мы всегда были друзьями", - сказал себе Гвидион для ободрения, но, даже будучи давним другом короля Оликаны, он ступил на стеклянный мост с замирающим сердцем. Сияющие белым светом купола и башни Оликаны слепили торжеством, такие картины снятся лишь самым чистым, самым высоким душам. Гвидион почувствовал, как белое крыло коснулось его души, и с облегчением подумал: "Оликана все еще принимает меня".
Дальнейший путь Гвидион, ослепленный белым светом, практически не помнил. Он очнулся в комнате с полом, выложенным черными и белыми квадратами в шахматном порядке. Пространство было по-прежнему наполнено светом, легким, искрящимся. В узкие стрельчатые окна чертога вливался пламенный закат. У одного из окон стоял высокий человек с красивыми и удивительно правильными чертами лица. Глаза его, огромные и глубокие, приветливо смотрели на гостя.
- Был ли случай, чтобы ты явился не на закате, Сын Богини? - спросил вместо приветствия король Оликаны теплым, мягким голосом.
Гвидион тяжело вздохнул, не ответил, лишь молча поклонился. Айлитир тоже поклонился, отступил, демонстрируя, что он только проводник.
- Ты только взгляни, как пылает над морем закат, - произнес король Оликаны.
Гвидион подошел к окну и внимательно посмотрел на горизонт, охваченный пламенем заходящего солнца. Багровое светило, словно гигантская клюквина, повисло над морем.
- Что ты видишь в закате, Гвидион? - спросил король.
- Вижу кровь и слезы, - ответил маг.
- Чьи слезы, друг мой, и чью кровь ты видишь? Гвидион покачал головой.
- Не могу тебе сказать, неясно мне видение. Плохо мне видно в твоем мире, нет у меня здесь прежней остроты зрения. Но щемит сердце болью, будто это я плачу и лью кровь.
- Что ж, скажу тебе по дружбе, творец Тьмы и Света. Помнишь, тысячи лет назад мы спорили с тобой о свете и тьме. Ты говорил тогда, что нет в них различия, что в сердце у Тьмы бьется свет и темная душа у Света. Сколько лет ты потратил на то, чтобы доказать это? И вот, смотри теперь, что предвещает закат. Там, на фоне заходящего солнца, гибнет Остров Древних Знаний. Свет и Тьма встретились на том острове. Плачет Тьма от страха перед Вечностью, от желания вернуться к свету и от невозможности этого. Проливает Свет по капле свою кровь, ибо в сердце Светя поселилась тьма. Зверь Рыкающий и Дочь Солнца вот-вот будут поглощены Вечностью. Исчезнут старые распри, погибнут Тьма и Свет. Дай ответ. Хранитель, кого ты будешь спасать?
Гвидион поднял полные ужаса глаза на короля, проговорил дрожащим голосом:
- Дочь Солнца мудра и сама привела себя к гибели, осознанно и обдуманно. Не мне с ней спорить. Смешна мне гибель Дочери Солнца и безразлична, ибо кровь ее видна на закате, новое же рождение - на восходе. Коли нравится ей умирать каждый вечер, обливаясь кровью, так пусть себе умирает. Поутру лик ее сияющий восславят жрецы. Но некому славить и встречать того, кто по моей воле превращен в Зверя. Тот, кто бьется со Светом в жажде вернуться к нему, тот, кого создал я из Пламени, Воды, Земли и Воздуха, тот, кто плачет обо мне, дорог мне и любим мною. Я пошлю ему свою птицу.
Не дожидаясь ответа короля, Гвидион снял с правого плеча черную птицу и, прошептав напутствие, вскинул ее вверх. Птица захлопала крыльями и унеслась прочь.
- Ты еще светел, Гвидион, ты еще чист, - король Оликаны склонил голову, горько вздохнул. - Ты еще идешь путями, ведущими к свету, но ты уже на грани, опомнись. Твоей рукою разбужено зло. Я знаю, ты не хотел этого. Ты просто ошибся, но цена ошибки оказывается порой слишком высока. Ты решил пройти этот путь до конца, решил вызволить брата, не так ли?
Гвидион вскинул голову:
- Что лучше: чуть отступить от света и спасти душу или идти высшим путем, содрогаясь от собственного холода?
- Родич, я понимаю твою боль, но то, что ты совершил, не находит отклика в моем сердце.
- Ты же знаешь, что у меня не было иного выхода? Врата по-прежнему запечатаны, ваше пресловутое Равновесие не нарушено. Столпы стоят, я же иду тем путем, какой избрал себе сам.