Я уселся рядом и, приложившись к бурдюку, спросил:
- Почему ты не назначил меня в охрану Гелионы?
Икха не успел ответить, к нам подошел юный Ксиар слегка прихрамывающий после первого сражения, и нахально заявил:
- Начальник, я храбро сражался и хочу получить награду. Отдай мне одну из пленниц.
Икха поперхнулся вином и зло прошипел:
- И царица, и другие женщины, бывшие с ней в момент захвата, являются пленницами царя! Я не вправе распоряжаться ими.
Но Ксиар не унимался:
- Царица хороша, но ведь я не ее прошу у тебя. В чем же дело? Разве я не был ранен, защищая тебя? Я хочу получить лишь одну из рабынь, а ты отказываешь мне. Почему?
- Не будь глупцом, это не просто женщины, они жрицы и такие же ведьмы, как сама царица. Они знакомы с тайным знанием.
Я, торопясь избавиться от общества Кеиара, решил поддержать Икху:
- Говорят, они знают заклятье, от которого вянет мужское достоинство.
- Да, да, и превращается в полудохлую гусеницу, - подхватил мою шутку Икха.
Ксиар беспокойно обернулся на жриц и заметно охладел к ним. Он плюхнулся на землю подле меня.
- Скорей бы добраться до лагеря. Там у меня остались две пленницы.
Я отвернулся, сделав вид, что не слышу его. Зная Ксиара, я подозревал, что далее может последовать подробный рассказ о достоинствах поджидающих его женщин, потом о его собственных подвигах на любовном фронте. Мне же требовалось сосредоточиться, чтобы обдумать план похищения Кийи. Заметив, что тема его женщин меня не интересует, Ксиар недовольно спросил:
- Антилльская ведьма назвала тебя Волчонком? Чем ты заслужил у нее такое ласковое имя, Бешеный Пес?
- А я умею быть лас-с-сковым, - растягивая слова, ответил я Ксиару.
Он внимательно посмотрел на мои клыки, и пьяная улыбка почему-то сбежала с его лица. Может быть, его напугали клыки, или он вспомнил рассказы Икхи, в любом случае он поспешил убраться, отправившись к большому костру, который к тому времени развели гадирцы.
Икха сказал:
- Сейчас про гусениц узнает весь отряд, и мы избежим дальнейших проблем с пленницами.
- Думаешь, это и впрямь охладит их пыл?
- Конечно, они и так до смерти боятся Гелиону. Они боялись царицу, это было видно по обилию веревок на этой хрупкой женщине, по количеству часовых, не спускавших с нее глаз. Я не представлял, как можно выкрасть ее из-под столь бдительной охраны.
- Как раз поэтому лучше всего будет назначить меня в ее стражу, равнодушно произнес я.
- Не терпится ее пощупать?
- Даже если и так, то что? Помнится, ты обещал предоставить мне такую радость. Кто знает, что еще может случиться, пока мы доберемся до побережья. Я единственный из твоих людей, кто не боится ее. К тому же не забывай, я смогу один отбить ее от целого отряда антилльцев.
- Не боишься ее колдовства? - противно усмехнулся Икха.
Почему-то мне захотелось съездить ему по его раскосой физиономии, но я сдержался, побоявшись нарушить мыслительный процесс, начавшийся под его приплюснутым черепом. Икха наморщил лоб, размышляя. Видимо, он действительно опасался нападения антилльцев, понимая, что его солдаты не смогут дать отпор превосходящим силам. Но и чрезмерного доверия ко мне Икха не питал, особенно оттого, что я так ни разу и не сразился с врагом в облике Зверя. Однако тот факт, что я не требую многого и готов поделиться радостью обладания Кийей с его царем, сыграл в мою пользу. Итогом усердной работы Икхиных мозгов стал приказ поставить меня начальником царицыной охраны и предоставление мне соответствующих полномочий, так интересовавших меня, по мнению Икхи.
Я сел подле Кийи, с ужасом взиравшей на меня. Когда я прикоснулся к ней, она отпрянула, содрогаясь. Мне было слышно, как гулко ударяет ее сердце. Сейчас я мог ее убить, и гадирцы ничего бы не успели сделать. Но, уловив мысли Кийи, я понял, что именно этого она и желает.
- Ну же, не строй из себя недотрогу, - произнес я ласково. - Ты была такой очаровательной потаскухой. Не могу поверить в то, что сейчас ты не умираешь от желания быть изнасилованной половиной армии Гадира.
Кийя мотнула головой и отвернулась, сжав губы.
Я читал мысли Кийи и, зная, как на самом деле ей страшно и плохо, не мог не восхититься ее стойкостью, понимал, каких усилий ей стоит держать прямо спину и сохранять надменное выражение лица, выслушивая похабные шутки гадирцев. Она делала вид, что не понимает их языка, и отвечала только в том случае, если к ней обращались по-антилльски. Я не отказал себе в удовольствии расписать во всех подробностях то, что ожидает ее по прибытии в Гадир. Кийя слушала молча, опустив глаза, погруженная в горькие мысли.
Все змееголовые, за исключением караульных, уже спали, но спали, не снимая доспехи, сжимая в руках оружие. Кийя так и осталась сидеть, прислонившись к камню. Глаза ее были закрыты, но, думаю, она не спала, так же как я, тревожно вслушивалась в тишину антилльской ночи, прерываемую время от времени подземным рокотом.
С этого момента мои планы уже не совпадали с гадирскими. Я не мог позволить им забрать Кийю в Гадир, там мне уже не дадут ее убить. Я собирался увезти ее в горы, в то единственное место, дорогу к которому я знал, - к Мглистым Камням. На день пути от них нет ни одного жилища, можно быть уверенным, что там никто не помешает мне осуществить месть, казнь, как я сам стал ее называть. Там я смог бы, оставшись наедине с Гелионой, позволить Зверю расправиться с ней и, не торопясь, насладиться отмщением.
Однако я не представлял, как похитить пленницу из-под носа у трех десятков бдительных стражей, действительно не обратившись в Зверя. Но мои безуспешные попытки пробудить Древнего Врага до сих пор ни к чему не привели. Интересно, что же именно заставило его вырваться наружу в портовом трактире? Может быть, близость смерти? Или опасного противника? Тянуть с побегом было нельзя. Я нутром чувствовал приближающуюся опасность, ощущал, как сгущаются вокруг маленького гадирского отряда враждебные силы.
Среди ночи, в то время, когда люди видят хуже всего, я подкрался к Гелионе и тихонько дотронулся до нее. Она сразу открыла глаза, словно ждала меня. Мне не потребовалось ничего ей объяснять, я уловил ее мысли. Надежду на спасение, вот что увидела она во мне. Уж не знаю, как могло прийти ей это в голову, быть может, ей показалось, что бывший любовник все еще пылает к ней прежней страстью. Но как бы то ни было, она решила молчать и во всем помогать мне. Я не стал разубеждать царицу в ее тайных надеждах.