Сольвейн закусил губу.
— Пусть Льюис решает. Я подчинюсь его приказу.
— Ты пытаешься свалить все на меня! — возмутился тот.
— Ты — главный! На тебе и так ответственность за все, что делают Вороны!
Льюис метнул на него гневный взгляд, но Сольвейн упрямо скрестил руки на груди и отвернулся. Госпожа Солона вздохнула.
— Какие вы оба еще мальчишки. Но ничего не поделаешь, пришло время взрослеть. Сольвейн, то, что ты бежишь от трудных решений, обернется чужими страхом и болью. Ты уже выбрал себя и показал, что они для тебя ничего не значат.
— Для меня много значишь ты! Я лучше чужим людям буду делать больно, чем тебе! Как будто мало из тебя уже высосал! Я же все время боялся, что убью тебя, каждый раз, как питался!
— Но теперь ты знаешь, что этого не случится. — она взяла его за руку, погладила и перевела взгляд на Льюиса. — Милый мой мальчик, ты — Великий Ворон. В твоих руках власть над городом и всеми нами. Теперь тебе решать, как мы будем жить. Ты должен понимать, что добровольность лучше насилия.
— Но это же не исправит всего, — глухо ответил Льюис, — Воронов много, питаться надо раз в неделю каждому. То, что вы заплатите собой за незнакомых людей, всему городу не поможет.
Или поможет?
Плата. Добровольность.
Льюис вскочил на ноги.
Да вот же оно, решение!
— В городе живет около десяти тысяч человек, верно?
— Да.
— Среди них найдутся те, кому нужны деньги! Они всегда нужны! Если бы мне тогда предложили подобный обмен, я бы согласился! Воронов всего около пятидесяти, и у нас есть сокровищница! Мы будем покупать жизненную силу, а не отнимать ее!
Лицо госпожи Солоны посветлело:
— Я знала, что ты что-нибудь придумаешь! И тогда Вороны перестанут нападать на горожан?
— Именно!
Сольвейн изумленно уставился на него.
— Думаешь, сработает?
— Уверен! — Льюис едва не приплясывал от восторга. — Надо рассказать Рейвену и объявить, что охоты на людей больше не будет!
Рейвен его идею высмеял, причем, в буквальном смысле этого слова. Он так хохотал, что аж слезы выступили на глазах.
— Платить людям за еду? Да еще брать только у тех, кто согласится? Ай да повелитель, ай да фантазия!
— Прекрати. Что смешного?
— Все! Я такой чуши в жизни не слышал!
— Ты над Великим Вороном смеешься, — огрызнулся Льюис.
— Можешь меня наказать, — Рейвен махнул рукой и ухмыльнулся, — от этого твоя чушь разумней не станет. Ни один человек не согласится на подобное.
— Ты не пробовал, а уже против.
Рейвен бросил на него насмешливый взгляд.
— Так давай попробуем. Тебе завтра питаться. Уговори хоть кого-нибудь, а я на это посмотрю.
Льюис сжал зубы. Устраивать представление для Рейвена он точно не собирался. Он не хотел воплощать свой план вот так сразу: нужно было продумать все до мелочей, чтобы быть уверенным в положительном результате. Это могло занять неделю или две.
Льюис замер.
Значит, завтра он снова высосет жертву, которую ему поймает Рейвен. Избежит трудного решения и свалит ответственность на другого. Так и будет сидеть на чужой шее.
Он упрямо вскинул подбородок.
— Отлично. Завтра и попробуем.
И черта с два Льюис отступит!
Назавтра он вернулся в убежище злым и голодным.
Рейвен оказался прав: никто не соглашался отдавать жизненную силу добровольно. Выбирая между деньгами и возможностью тут же уйти, все предпочитали последнее, хотя Льюис давал в оплату целый золотой. На эту сумму можно было спокойно прожить пару недель или приобрести дорогую вещь. Льюис бродил по вечерним улицам несколько часов, велев Рейвену отойти подальше и не пугать людей, но те сбегали от него, с не меньшей прытью, стоило им понять, что Льюис — Ворон.
Рейвен, вдоволь насмеявшись, предложил поймать ему «еду», но мрачный Льюис отказался.
— Попробую еще раз, завтра.
— Результат не изменится. Жизнь дороже золота. Поэтому мы отбираем ее силой.
— А вы хоть раз пытались делать это по-другому?
— Ты попытался. Это не сработало. Ты зря тратишь свое время, повелитель.
Льюис ничего не ответил. Ему ужасно хотелось сорваться на Рейвена, но он понимал, что это будет несправедливо. Неужели ничего не выйдет, как бы он ни пытался? Он — Великий Ворон, в его руках власть над городом, но он же — беспомощный мальчишка, неспособный даже добыть себе еду в изменившихся условиях. Это было так унизительно.