Золотые лучи исчезли, будто втянулись в глубь моего измученного тела. В наставшем мраке я рухнул без памяти.
* * *
Я лежал в пустыне, подобно трупу, и черные птицы, питающиеся трупами, собирались на песке вокруг меня и кружили в небе надо мною, намереваясь питаться моею очевидно мертвою плотью. Однако неведомая мне сила, оказавшаяся во мне, воздвигла меня из песка и поставила на колени. «Встань и иди» — сказала мне сила внутри меня, и я отчетливо услышал ее. Я встал на ноги свои, и ноги мои были крепки, как в те времена, которых я уже не помнил - когда я знал, что хорошо выполняю мое изначальное дело: питать и управлять страну, отданную под мою руку; но только теперь я знал, что отныне мне положена будет не одна страна, но все страны во всех сторонах вправо и влево от меня и впереди и позади меня и немного устрашился, но сила, что внутри меня, сказала мне: «Иди и смотри» — и еще: «Смотри и помни» — вот, что сказала мне сила внутри меня, когда воздвигла меня из песка в пустыне.
«Виждь, что перед тобою и вокруг тебя» — велела мне сила, и я увидел весь мир, что вокруг меня и предо мною, будто некий шар, сделанный искусно из драгоценных сапфиров и изумрудов, и каких–то смарагдов, хотя я и не знал, что это такое за смарагды, и не знаю этого даже и доселе. Шар, увиденный мною данным мне повелением, был подобен пузырю воздуха в темной толще тяжелой воды мироздания, и он освещался изнутри лишь светом силы, что говорила со мною во мне. Мне открылось, что шар этот есть не один лишь известный мне мир, но множество миров, некогда созданных этой неведомой силою, и что все они нуждаются в спасении и защите от тяжелого гнета вод мироздания и нуждаются в наставлении и утешении, ибо этот гнет весьма тяжел. И мне было дано на одно мгновение ока почувствовать тягость этого гнета, и это мгновение продолжалось для меня будто тысяча лет, и я устрашился, что не вынесу такого испытания, ибо нашел его тяжелым весьма.
«Внемли всему, что на земле вокруг тебя, и в земле под тобою, и в небесах над тобою, а паче всего внемли голосу моему, которым я говорю с тобою, и повелению моему, — говорила мне также сила во мне. - Иди же и сердца людей, равно как и прочих существ, населяющих миры, что будешь ты проходить по данному тебе велению, жги глаголом, ибо таково веление мое, данное тебе отныне».
«И, сынок, — также говорил мне голос, которому я внимал, — сынок, жги их как следует, ибо чрез то они утешатся; а кто не утешится, тот, по крайней мере, получит наставление - как утешиться когда–нибудь потом, после».
И я жег - и глаголом, и существительным, и полагающимися к ним прилагательными - жег, насколько хватало силы, которой дано мне было немало. Там, где проходил я, пылали целые города, по слову моему огненным валом проходила по ним утешительная и наставляющая сила, что пребывала со мною, оставляя лишь пепел от всех тварей и также иных порождений темных вод мироздания, просочившихся в мир, и железной пятою втаптывала их в еще горячий песок.
Много раз меня казнили, когда я с глаголом своим проходил по градам и весям - побивали камнями, отрубали голову и распинали, а потом, после, взяли обыкновение сжигать на костре огнем - но не очистительным огнем, с которым я приходил к ним, а самым обыкновенным: огнем, получающимся от сжигания большой кучи древесных останков, собираемых, как правило, и подкладываемых в костры какими–то пожилыми женщинами. Но я не обращал на это большого внимания и не обижался на них и продолжал порученное мне дело в каком–нибудь другом, более подходящем месте, и только крупные черные птицы временами сопровождали меня в моих странствиях, держась, однако же, на почтительном расстоянии; а там, где я был, многие и многие втайне, под покровом ночи и где–нибудь в укромных местах своих домов - часто в тех местах, где готовили себе пищу: заодно уж, чтобы не тратить времени зря - шепотом передавали друг другу, с чем приходил я к ним, и слышавшие сие говорили: «Ну, жжет!» — и утешались, или получали наставление, как у кого получалось.
Я наставлял их наставлением силы, повелевавшей мною изнутри, и говорил, что велика и славна эта сила, пославшая меня к ним, в их миры, сила истинного творца и господина им, и всем их землям, и тому, что в небесах над землями их, и в водах под ними. И что благословен и спасен будет всякий, кто поклонится ему, и утешится всякий, кто призовет его имя, которое, впрочем, великая тайна. И что обманут и удручен будет тот, кто поклонится другому в невежестве своем - камню ли, дереву ли, золотому или бронзовому истукану, или же бестелесному духу - ибо сии есть темные порождения тяжелых внешних вод и не помогают, и низложены будут, и сожжены очистительным огнем глагола, несомого мною.
Многие народы встречал я на своем пути, и многие их обычаи были мне удивительны; многими языками говорили те народы, но я также говорил с каждым из них на его языке, ибо таков был дар, обретенный мною от посланника господина моего в небывалом и страшном приготовлении к служению моему.
И я учил их беречь и не убивать друг друга, ибо делая сие, они покушаются на владение господина своего и огорчают его, и страшен будет гнев его для того, кто ослушается. Учил не красть и вовсе не желать никакого имущества ближнего своего, ибо не следует делать того, чего сам не желал бы себе, а кто же того себе пожелает, кроме одних лишь безумных? И не уподобляться скотам, и не делать пред лицем господина своего мерзостей, которым научились они от просочившихся к ним порождений вод внешних: и мужчинам - не спать с мужчиною, а женщинам - не вставать перед псами, или верблюдами, ибо это есть непотребство; и учил я даже просто не желать жены ближнего своего и мужа подруги своей, хотя бы и дальней, потому что это есть блуд и очень запутывает отношения между людьми, не говоря уже о дурном влиянии на детей.
И столь истинно и спасительно было то, чему я наставлял, что с каждым произнесенным мною словом сила и радость моя прибывали неудержимо, как могучие воды в реках, вздувающихся весною от хрустальной силы чистейших горных ледников; и хотя вода в реках несет с собою также всякий мусор и грязь и причиняет порою большие разрушения там, где проходит - там, где она проходит, вслед за тем расцветают луга, и земледельцы возделывают поля свои в радости, благословляя воды, оросившие их весною. И уносят благословенные весенние воды мусор и грязь, умывая смеющееся детское лицо живой природы, запрокинутое к холодному в своей синеве небу, глядящему на нее с отеческой любовью и строгостью из–под косматых облачных бровей. А что не смывает - счищают земледельцы с обуви своей, вернувшись с полей к домам своим, и женам, и детям своим, счищают палочкой, но все–таки оставляют даже самую рабочую обувь у порога, дабы не проникала принесенная ими невольно грязь мирская за порог, дабы не проникали в жилище человеческое твари, возможно случившиеся в этой грязи и произошедшие из темной глуби вод внешних, окружающих драгоценную сферу, сотворенную общим господином нашим. Ибо лишь эти твари и несомая ими тягость, наследованная ими по происхождению их, делают земную почву - грязью, мерзостью, которую не должно допускать в жилища свои, дабы не отравила и не разрушила она жизни человеческой. Ибо именно эти твари имеют повеление от породивших вод делать это, дабы умалить и сокрушить великое творение господина нашего; и для того именно они учат людей принесенной ими мерзости - убивать, красть, творить непотребство в похоти своей - и учат вместо господина нашего поклоняться себе: и ложится оттого на души и жизнь человеческую тайно принесенная ими тягость внешних вод, и разрушается жизнь человеческая от этой тягости и от гнета ее.