- Фалангисты и немцы берут Гибралтар и британцам в Средиземное не прорваться. Все. Точка.
- Товарищи мужчины! Ну, давайте же танцевать!
ГЛАВА ВТОРАЯ "На площадке танцевальной сорок первый год..."
Пам-па-па-пам, па-па-па-па-пам, пам-па-па-па-па-пам!
Закружился летчик Островко с какой-то смешливой полноватой девчонкой. Они хохотали так, что порой заглушали звуки музыки. Серьезный танкист Сюзев прижимался к такой же неулыбчивой девице, то и дело сдувавшей черную длинную челку с глаз.
Паммм... Пам-пам-пам...
Бах!
Опять задрожали стекла после очередного разрыва молнии. Кто-то, кажется островкина девица, весело взвизгнула.
- Скучаете, молодой человек? - подошел к Волкову тот самый мрачный субъект, похожий на шпиона.
- Никак нет, наблюдаю, - повернулся к штатскому лейтенант.
- Тоже люблю наблюдать, - кивнул без тени усмешки мрачный. - Позвольте представиться, профессор Тамбовского педагогического института имени Владимира Ильича Ленина, доктор педагогики Лев Моисеевич Шпильрейн.
- Лейтенант Волков. Алексей, - без изысков пожал руку профессора молодой человек. Подумав, добавил. - Первый разряд по шахматам.
- Тоже неплохо, - каким-то дребезжащим смешком хохотнул профессор.
- Вы тот самый дядя из Тамбова?
- А почему вас это интересует? - поднял лохматые брови Шпильрейн.
- Никогда бы не подумал, что у Оли еврейские корни.
- Евреи бывают разные, - усмехнулся Шпильрейн. - Впрочем, не волнуйтесь. Я - незаконнорожденный дядя.
- Это как? - не понял лейтенант.
- Жизнь гораздо богаче наших представлений о ней. Представьте себе, что бывают даже двоюродные дети. Однажды молодой красноармеец Коля Карпов спас жизнь не менее молодому еврею Льву Шпильрейну, когда ворвался в Жмеринку со своими красными конниками и порубал в капусту махновцев, которые уже целились в жидовскую впалую грудь. И даже успели выстрелить, но пулю Коля словил своим сердцем. Фигурально выражаясь, конечно. Так-то в ногу его ранило. В итоге мне, вместе с Оксаной, пришлось выхаживать его прямо на руках, после чего мы и стали названными братьями. А Ксюша потом стала его настоящей женой, сменив фамилию с Грищук на Карпову. А иначе как?
- Я не понял, вы же профессор педагогики, а не медицины?
- Каждый еврей - немножко медик. Этому нас научила история и жизнь. Как вам Оленька?
Волков неопределенно кивнул.
- Не стесняйтесь. Я же тоже мужчина, тем более влюблен в ее матушку.
- Даже так? - подивился откровенности лейтенант.
- А что тут скрывать? То, что я любил Ксюшу Грищук, знала вся Жмеринка и немножко Винница, хоть и в другой стороне. Зачем мне это скрывать сейчас?
- И... Товарищ полковник знает?
- Конечно, знает, а куда ему деваться?
- И вы так спокойно об этом говорите?
- Я - еврей. А знаете, чем отличаются евреи? Тем, что умеют ждать. Когда полковник погибнет на войне, я женюсь на Оксане, и кто знает, может быть в моем доме еще будут бегать маленький Изя и маленькая Сара?
Лейтенант поморщился:
- Откуда вы знаете, что полковник...
- Молодой человек, давайте присядем и я вам плесну кошерной водки? Я стар, и я устал стоять. Мне уже глубоко за сорок, вам этого не понять.
- Да вы еще...
- Молодой человек, я двое суток прятался в холодном ручье от деникинцев, а потом еще сутки от латышских стрелков. И те, и другие воевали друг с другом, а почему-то норовили убить меня. Суставы шутить не любят, особенно коленные. А мне их еще беречь для первой брачной ночи, хе-хе...
Они сели. Профессор налил в стопки уже изрядно потеплевшей водки. Они быстро чокнулись, выпили, потом Шпильрейн закусил квашеной капусткой. Длинная ее ниточка зеленой соплей повисла на его реденькой бородке. Дождавшись, когда профессор утрет большегубый мокрый рот, Волков спросил:
- Таки откуда ви знаете за полковника? - в речи взволнованного лейтенанта проскочил вдруг одесский акцент.
- Вы слышали о такой науке, как психоанализ?
Но договорить он не успел.
- Алеша, теперь твоя очередь со мной потанцевать.
За спиной стояла сияющая виновница торжества, которую под локоток держал полковник Карпов.
- Пост сдан, лейтенант! - подмигнул Волкову полковник.
- Пост принят! - Волков лихо вытянулся, оправил гимнастерку и приложил правую руку к пилотке.
- Не шали! - погрозил ему полковник и повернулся к дочери. - Я на службу. И чтобы в двенадцать была дома. Ночи, а не дня, как в прошлый раз.
- Папа! - возмущенно расширила глаза Ольга.
- Папа шутит, доча, - на плечо Оли мягко легла женская рука. - Иди, Коля, я пригляжу!