- Стой здесь! - вдруг остановился Серега. - И не уходи никуда. Я сейчас.
Он метнулся в открытую дверь магазина, располагавшегося прямо под землей.
Волков попытался было его остановить, но не успел. А как человек военный - подчинился старшему по... Нет, не по званию, но по знанию. Ну, значит, так надо - стоять здесь. Лейтенант и встал около входа в магазинчик.
Прямо напротив него сверкала гранатово-красным электрическая надпись: "SEX-SHOP". Ну, про секс Волков был наслышан, а вот что такое "Шоп"... Шоп был, что ли? Это что, мало того, что у потомков проститутки в столице Родины вольготно работают... Ну, не совсем вольготно, конечно, но... Так у них еще и бордели прямо у вокзалов? Как в царское время? Или...
Нет, Волков должен был сам убедиться, что там, за этой дверью без витрин. Ну и, прикусив язык, как перед аттестационными стрельбами, шагнул внутрь этого самого "Шопсекса".
И немедленно вышел.
По закону подлости из продуктового магазина вышел и Серега, бренча желтой сумкой дешевого вида:
- Лех! Тебя туда чего поперло? - удивился он, увидев лейтенанта, покрасневшего аки помидор.
- Сереж, там это... - и потрясенный пехотинец показал руками длину семидесятишестимиллиметрового снаряда. - И они искусственные!
- А... Ну у нас порой такие бабы бывают, их и сто двадцать не проймет! Вот и ходят сюда, за холостыми снарядами. Не обращай внимания! За мной, лейтенант!
"За мной" оказалось недалеко. До Ярославского вокзала, а там сели на электричку. Платить Серега не велел, просто дважды приложив бумажник к умному турникету. А в самой электричке уже и открыл желтую сумку:
- По водочке?
Волков было запротестовал - организм, и так не особо привычный к алкоголю, уже пошатывало, но бородатый Серега свернул пробку у бутылки. То есть - не свернул. Она, пробка, как-то на месте осталась, только крышечка отлетела. Из закуски была колбаса, плотно запакованная в прозрачный и гибкий плексиглас (или что это такое?) и холодец в прозрачной коробочке. Как консервы, только тоже из плексигласа, наверное. Но очень тонкого. И гибкого, в отличие от того органического стекла, из которого кабины истребителей делают. Или делали?
Серега достал маленький перочинный ножичек.
- Швейцарский! Тридцать шесть!
"Рублей, наверное" - догадался Волков. "Или лезвий?"
Его спутник ловко открыл одно из лезвий, так же ловко вспорол оболочку колбасы и нарезал холодец прямо в баночке. Потом достал из шуршащего пакета две прозрачные рюмки:
- Держи!
И щедро плеснул в тару:
- Серег, я не...
- Давай, за Красную Армию и товарища Сталина, царствие ему небесное.
Волков подивился формулировке тоста, но все-таки выпил. Хорошо, что теплая водка в то горло попала. Там, дома, не выпил бы, а достал бы пистолет и повел во внутренние органы. А здесь?
Здесь товарищ Сталин уже не жив. Или жив? Нет, конечно, жив. Но жив, так сказать, диалектически, в умах и душах.
- Ой, хорошо пошла, - выдохнул Серега. Потом он зажмурился, на секунду замер... В эту секунду голос сверху сказал:
- Яузаслещлосиноостровскоооо...
- Леш, а ты, правда, из того, сорокового года? А ты Сталина видел? Ты только мне правду скажи, а?
- На какой вопрос отвечать первым? - водка еще не подействовала на язык, и Волков говорил внятно.
- На оба.
- Да. Из прошлого. Да. Видел. В кино. Только это для тебя прошлое - а для меня настоящее.
- Как к тебе туда попасть?
- А я не знаю, Сереж.
- А давай еще по одной?
А потом была еще одна, и еще. Сознание моментами терялось.
Почему русский человек пьет? Ведь пьют все, но только пьянство русских вошло в историю, хотя те же немцы, англичане, финны, греки... Да все! Пьют чаще и больше. Просто так получилось, что русский человек пьет в двух случаях - от скуки и с радости. А напивается только в одном - с горя. И кто виноват, что у русских горя бывает больше? Без горя живут только дураки.
- А давай!
Вот так, одна за одной рюмочкой, и доехали до нужной станции. А там шли пешком, через буераки, по брошенным шпалам, между черных бараков, освещенных смугло-оранжевыми фонарями. Шли и пели:
- Артиллеристы, Сталин дал приказ! Артиллеристы, зовет Отчизна нас!
Орал больше Серега, Леха так, подкрикивал, ведь песня была написана аж в сорок четвертом году, а до него Леха Волков еще не дожил. А может, не доживет... Тем не менее:
- Из сотен грозных батарей, за слезы наших матерей, за нашу Родину - огонь! Огонь! ОГОНЬ!