Подводя итоги, можно сказать, что учреждение Министерства культуры СССР было актом эмансипации культуры от идеологии. Однако освободившись от идеологии и пропаганды, культура попала в зависимость от механизированного администрирования государства и обрела характеристики массовой культуры.
© Хестанов Р., 2013
Борис Кагарлицкий. Советская культурная политика и традиция просвещения
Водной из своих ранних книг американская исследовательница Шейла Фицпатрик характеризовала большевиков 1917 г. как «революционное правительство, миссия которого состояла в том, чтобы обеспечить просвещение народа»[67]. И в самом деле, работа по культурному преобразованию, начатая буквально в первые же дни после Октябрьского переворота, свидетельствовала о том, что новая власть не просто рассматривала подобные задачи как политически первостепенные, но и видела в их решении свою историческую миссию. Радикальная интеллигенция, оказавшаяся в авангарде русской революции, была порождением культуры европейского Просвещения и в своем противостоянии царизму опиралась на эту традицию. После того как этап революционного разрушения и культурно-политического хаоса закончился, именно последовательная реализация принципов Просвещения стала главным принципом культурной политики.
В литературе позднейшего времени основное внимание уделялось радикальным высказываниям и экспериментам леворадикальных художников и писателей, но отнюдь не они определяли приоритеты проводившейся большевистской властью культурной политики (в широком смысле слова). Разумеется, в период Гражданской войны главная забота новой власти состояла в том, чтобы обеспечить свое политическое выживание, но как только боевые действия стали стихать, большевистская пресса начала выдвигать на первый план именно культурные задачи, без решения которых невозможно было успешно завершить ни экономические, ни социальные преобразования. Показательно, что активная дискуссия по этим вопросам велась не только столичной партийной интеллигенцией, но даже еще более – в провинциальных городах, где вопросы «культурной отсталости масс» стояли совершенно практически. На фоне военных и политических побед революции, пишет в 1921 г. новгородский журнал «Просвещение и культура», приходится констатировать «мизерные итоги побед на культурном фронте», которые становятся крупным препятствием к успешной борьбе на хозяйственном фронте. В связи с окончанием Гражданской войны настало время «развить генеральное наступление на фронте просвещения»[68].
Речь идет далеко не только о школьном образовании. Столичный журнал «Работник просвещения» в том же 1921 г. подчеркивал, что первостепенной задачей новой власти становится «воспитание взрослого населения страны»[69]. В том же духе рассуждал и руководитель Народного комиссариата просвещения А. В. Луначарский, в ведении которого оказались одновременно школьное и университетское образование, развитие академической науки и поощрение искусств.
В позднейшей советской литературе довольно часто упоминались высказывания Ленина, посвященные необходимости культурной политики. Однако показательно, что цитаты, которые обычно приводятся, относятся к работам 1922–1923 гг. Дискуссия о культуре в партии началась значительно раньше, и в поздних своих статьях Ленин не только высказывал собственное мнение, но обобщал, развивал точку зрения, уже пользовавшуюся широкой поддержкой в партии.
«В то время как мы болтали о пролетарской культуре и о соотношении ее с буржуазной культурой, факты преподносят нам цифры, показывающие, что даже и с буржуазной культурой дела обстоят у нас очень слабо. Оказалось, что как и следовало ожидать, от всеобщей грамотности мы отстали еще очень сильно, и даже прогресс наш по сравнению с царскими временами (1897 годом) оказался слишком медленным, – писал В. И. Ленин в 1923 г. – Это служит грозным предостережением и упреком по адресу тех, кто витал и витает в эмпиреях „пролетарской культуры“. Это показывает, сколько еще настоятельной черновой работы предстоит нам сделать, чтобы достигнуть уровня обыкновенного цивилизованного государства Западной Европы. Это показывает далее, какая уйма работы предстоит нам теперь для того, чтобы на почве наших пролетарских завоеваний достигнуть сколько-нибудь культурного уровня»[70].
67
69
См.: Работник просвещения. 1921.
70