В вещах Латии не нашлось ни одного погребального предмета, и немудрено, разве стала бы молодая девушка думать о ранней кончине и приобретать смертные браслеты и обручи? Тай попросила Тарка съездить в Гатрифу, маленький городок ниже Тай-Брела по берегу залива, известный своей торговлей с приморскими городами, рынками и магазинами: нужны были белое платье для Латии и погребальные украшения.
В замок принесли свежее мясо, соленья и муку. На кухне суетились Шептунья, Тай, Бабриса, служанки Патришиэ, Томана и Кильда. Кратти, тепло одетая, раздраженно шипя в ответ на расспросы Тай, незадолго до этого выскользнула из замка на внешнюю галерею, окаймлявшую гостевые комнаты, сказав, что хочет прогуляться на свежем воздухе; Тай подозревала, что подруга хочет спуститься по лестнице внутри малой башни и посмотреть на гроб Магреты. Тайиле было тревожно: накануне выпал снег и на лестнице было скользко, а потом еще следы, следы на белом покрове могли выдать Кратти, не говоря уже о том, что путь ее по галерее шел мимо комнат бесовиков.
Возясь с тестом, Тай думала о Кратти, досадуя на упрямство подруги. Шептунья несколько раз с раздражением спросила, где Ализа - старшая служанка должна была помогать готовить. Томана и Кильда, лучшие подружки Ализы, только переглядывались и хихикали.
- Она пошла попрощаться с адманом Филибом, - наконец томно выдохнула Кильда.
Шептунья воздела к небу руки, испачканные в муке, немо призывая небеса в свидетели.
- Я видела, как она заходила в комнату к господину Лакдаму, адман Филиб вел ее за руку, - вполголоса добавила Бабриса.
- Потаскуха, -Шептунья обрела дар речи. - Ее нет уже более четверти. Сначала один, теперь уже и второй...
Ализа не знала, что отсутствовала так долго. Служанка, к своему смущению, в первый раз в своей жизни была так увлечена. Адман Филиб действовал на нее как дурман. Статный, высокий, темноглазый, с повадками хищного зверя, он принадлежал к тому мужчин, в присутствии которых Ализа таяла, как воск. В отличие от глупого деревенского простонародья, Ализа верила только в один вид магии - животную страсть, а этот вид волшебства ее совсем не пугал.
Ее незаурядные прелести, так обильно выставляемые напоказ, не остались незамеченными. Без лишних слов и ухаживаний, адман Филиб подкараулил ее в винном подвале и грубо привлек к себе за шею. Ализа подчинилась так страстно и послушно, что заслужила от адмана несколько нежных слов. Теперь служанка ежедневно старалась почаще бывать в хозяйственной части замка, куда Филиб по несколько раз в день спускался за вином. Ализа ни от кого не скрывала свое увлечение, а адману, казалось, было все равно. Он, правда, несколько раз расспрашивал Ализу о Тай, рыжей, рыбоглазой приживалке, так что служанка немного взревновала и постаралась пару раз попасться той на глаза вдвоем с любовником, но после Филиб уверил ее в том, что интерес его к королевской воспитаннице совсем другого рода.
В день отъезда чиновников Ализа бродила вблизи их комнат, как преданная собака, в надежде, что хозяева возьмут ее с собой. К ее радости, Филиб сам вышел к ней и повел девушку за руку в гостевые покои, Ализа не стала даже спрашивать, зачем.
Господин Лакдам, одетый в теплый коричневый дорожный гоун, стоял посреди комнаты. Увидев Ализу, он приветливо заулыбался. Служанка поклонилась, в трепете опустив глаза долу.
― Хоть взгляну на ту красу, о которой мне мой помощник все уши прожужжал.
Ализа зарделась от смущения и надежды.
― Жаль, что знакомимся с тобой при столь печальных обстоятельствах. Не хочет Филиб без тебя уезжать, будем просить позволения у хозяйки замка отпустить тебя с нами. Ты как?
― О, господин, ― пролепетала служанка, ― мне не надобно просить разрешения, я человек вольный и без долгов. С радостью поеду с вами.
― Значит, решено, ― Лакдам кивнул помощнику. ― Налей-ка нам, дружище, выпьем за чудесную новость.
Ализа глотнула терпковатого вина, улыбаясь господам. Филиб, с позволения старшего чиновника, достал из кармана подвеску на серебряной цепочке и повесил ей на шею. Служанка поднесла украшение к глазам, досадливо моргая, прогоняя невесть откуда взявшуюся пелену со взгляда: крошечный блестящий камушек в обрамлении серебряных завитушек был очень мил. Ализа тягостно вздохнула и осела на пол, подкатив глаза.
― Ах, ― Лакдам всплеснул руками. ― Сомлела от радости, бедняжка. Филиб, усади девушку в кресло.
Ализу подняли с пола и усадили в мягкое кресло. Ей было совсем дурно, предметы расплывались перед глазами, лицо любовника показалось ей сосредоточенным и жестким. Ализа хотела объяснить ему, как ей плохо, но не смогла произнести ни слова. Очнулась она от того, что Филиб прикладывал ей на лицо горсть жгучего холодного снега. Ализа открыла глаза и помотала головой. Двери на галерею были распахнуты, морозный воздух холодил, прогоняя головокружение. Бесовики стояли у ее кресла, Филиб казался раздосадованным.
― Прости, милая, ― раскрасневшийся Лакдам смотрел на нее почти ласково, ― Филиб перепутал бутылки. Тебе досталась наливка с древесным молочком. Ты, должно быть, к нему непривычна.
Ализа хотела сказать, что пробовала древесное молочко, и не раз. Сладкую дурманящую беловатую жидкость в крошечных флаконах можно было купить в торговых обозах в Гатрифе. Ощущения были всегда разными: от сладкой неги и состояния полета до бурлящей в крови жажды деятельности и способности обходиться без сна по несколько дней. После дурмана Ализу иногда мутило, суставы ныли и опухали. Но так плохо, как сейчас, ей не было никогда. Голову словно стиснули железными обручами, лицо пылало, язык онемел. Ализа сползла с кресла, выпила услужливо поданный ей Лакдамом стакан воды, поплелась к выходу.
Лакдам еще что-то говорил вслед, но Ализа поспешила в ближайшую уборную. Там, сунув пальцы в рот, она смогла исторгнуть то, что жгло нутро, вышло мало, и легче стало не намного. Лишь через четверть четверти Ализа выбралась из закутка на верхнем этаже, куда пряталась, пережидая дурноту. Что-то холодило ложбинку между грудей - Ализа потянула за цепочку, недоуменно посмотрела на подвеску. Служанка никак не могла собраться с мыслями, но чувствовала, как внутри копятся раздражение и неудовлетворенность. Головная боль понемногу отступала, Ализа вспомнила, что должна быть на кухне, готовить поминальный ужин, что одна из девушек королевы, глупая дура, повесилась накануне в храме. Толстухе захотелось свести счеты с жизнью, а ей, Ализе, теперь выполняй лишнюю работу.
На кухне была Патришиэ, озабоченная, с черными кругами под глазами. Таймииру стало хуже, а она не могла даже позвать толкователей в дом. Уезжая, бесовики оставили в замке своих телохранителей, и владетельница не знала, позволят ли те пропустить в замок лекарей, за которыми она послала. Патришиэ от отчаяния обратилась даже к отцу Пикрифу, сведущему во врачевании монаху из монастыря Единого близ селения Берегового, особо, впрочем, не надеясь, что тот согласится пользовать известного поклонника Пятихрамья. Патришиэ отдала несколько распоряжений и ушла к мужу под сочувственные взгляды.
Ализа помнила, что ей нужно что-то сказать владетельнице, но мысли опять расплылись, смешались. Шептунья, как всегда, разворчалась при ее появлении, но на этот раз старшая служанка не стала сдерживаться и окатила пожилую женщину такой бранью, что все разом стихли и уставились на них. Шептунья сжала в руке скалку и угрожающе спросила:
― Ты не рехнулась часом, девка? На кого рот раскрыла, бесовская подстилка?
― Я - подстилка?! ― взвизгнула Ализа. ― Ты молчала бы, старая лгунья, лебезишь вечно перед своими сагами, все Дом поминаешь, а дочь твоя кто?! Что, думаешь, никто не знает, чьи грехи замаливаешь?
Шептунья качнулась, судорожно вздохнула, побагровела, опустила руку с зажатой в ней скалкой. Тай и Бабриса недоуменно переглянулись.