Она купила почтовый жетон, бумаги и конвертов, а потом, предвкушая скорое 'богатство', попросила лавочника продать ей меру самых дорогих кофейных зерен. Горький напиток ужасно нравился жене Армеера, вот только кофе, подобный тому, что продавался в этой лавке, в Предгорье доставляли не часто. Тай, сев тут же за столик, написала коротенькое письмо ('жива, благоденствую'), купила жетон на отправку и тут же сговорилась о передаче посылочки, продиктовав адрес. Вышла из лавки девушка в приподнятом настроении, но по возвращении на постоялый двор опять впала в уныние, борясь с обидой, переживая в памяти разговор с госпожой Катрифой.
В снятой ею комнате в своих постелях громко храпели две соседки, ораты-фермерши, расторговавшиеся в столице добротной шерстяной тканью и теперь отсыпающиеся перед дорогой домой. Тай принудила себя спуститься в корчму и сделать заказ. Есть не хотелось. Она выбрала похлебку, хлеб с жареным сыром и редьку. Рыбка, с жалостью косясь на посетительницу, принесла порции, которых, ее мнению, не хватило бы и больному ребенку.
Люди подсаживались за длинный стол, разговаривали, смеялись. Тай с трудом доела суп, запила все дешевым зеленым чаем с запахом сырости. Если экономить, не болеть и не заглядываться на столичные развлечения, золота за карты хватит надолго. А как не заглядываться?
****
На второй же день после приезда Тай, приободрившаяся, поверившая, что все плохое позади, почти ополовинила свой кошель: надев лучшее свое платье, то, что Патришиэ заказала для нее в Гатрифе к свадьбе Деланы, она отправилась в столичный театр. Она никогда не была прежде в настоящем театре - все спектакли, что видела она компаньонкой Магреты, привозились труппами прямо в королевскую резиденцию. Тай корила себя за лишние траты, но не могла устоять: она жаждала тех изысканных впечатлений, которые всегда приносили ей книги и драма, пытаясь воскресить удовольствия, похороненные под страхом и униженностью.
Она стояла в холле театра в окружении сияющей толпы, предвкушала, надеялась. Дамы насмешливо косились на ее скромную прическу, а их кавалеры поглядывали с интересом. Заметив излишнее внимание, Тай смутилась и отошла к колоннам. Она взяла один из самых дешевых жетонов, и распорядитель провел ее к месту у прохода, где люди то и дело ходили мимо, заслоняя сцену. После слепящего блеска свечей в холле, зал показался тусклым, но вот взвился занавес, и Тай не поверила своим ушам, когда распорядитель объявил, что актеры будут играть 'Сказание о Ронильде, дочери Севера', пьесу, переведенную с древнего ээксидера поэтом Берлием Талом.
Тайила сидела ни жива, ни мертва. Она могла бы назвать выбор пьесы совпадением, но никакого Берлия Тала никогда не существовало, девушка сама его выдумала, чтобы скрыть знание ээксидера. Тай слушала переведенные ею самой строки, и казалось, что это над ней, а не над Ронильдой смыкаются холодные воды, и это она снова путешествует по левому берегу Куртины, притворяясь мертвой, как и главная героиня 'Сказания...'.
Чтица Стеферия блистательно играла Ронильду. Это была не бесформенная, закованная в латы воительница с картинки в книге из библиотеки королевы, а изысканная дева, за которой войны шли завороженные ее красотой, а не победами в морских сражениях. Белокурая Стеферия в полупрозрачном платье, не имеющим ничего общего с плотной многослойной одеждой северян, взлетала над деревянными волнами и пела, и рыдала под звуки санторна о попавших в плен брате и отце, потом изящно 'падала' за сцену, простирала руки над движущимися по сцене крашеными в синее и белое деревянными гребешками, и зрители, ахая, следили за ее борьбой с бушующим северным океаном.
В конце первого акта Тай стоило больших усилий выйти в холл, а не выбежать малодушно из здания. Она взяла себя в руки и осталась. В конце концов, это был театр, а в театре случается всякое. Немного успокоившись, она купила себе с лотка крошечное медовое пирожное в бумажном пакете, на котором черным были оттиснуты тонкие профили столичных чтиц: Дунии, Стеферии и Гардии. Съев пирожное, Тай спрятала пакетик в сумочку.
― Боги, боги! ― раздалось над ухом. ― Тайила! Это ты?!
Кто-то шуршащий, дивно пахнущий, налетел на Тай. Девушка отшатнулась в испуге, потом тоже вскрикнула от удивления: Дейдра, прелестная, изысканно одетая, в белой меховой накидке и кружевных перчатках, обнимала Тайилу, блестя увлажнившимися глазами. Жард, все такой же долговязый и нелепый, стоял рядом, кланяясь, близоруко щурясь и искренне, радостно улыбаясь.
― Не верю своим глазам! Ты - в столице! Это просто новинка!
Распорядители зазвенели колокольчиками, и люди потянулись внутрь. В шуме голосов Дейдра кричала:
― Где ты сидишь? Где? Фууу...У нас лучшие места, на балконе, идем с нами, мы попросим поставить третье кресло!
Тай вскоре пожалела, что пошла за Дейдрой наверх. Та вела себя так, будто Жард был приветлив, но сдержан, а его жена болтала без умолку, без стеснения тыкала пальцем в сидящих в зале горожан и громким шепотом рассказывала совершенно не интересные собеседнице подробности. Тайила с трудом успевала следить за постановкой. К счастью, Жард в паузах между действами принялся остроумно комментировать происходящее на сцене и объяснять театральные тонкости, и Тай слушала его с возрастающим интересом. Дейдра снисходительно улыбалась.
Ронильда и Тей обнялись и целомудренно склонили друг к другу головы. Занавес пал. Распорядитель вывел на сцену донаторов спектакля, неких столичных господ, и постановщика пьесы, высокого молодого человека, который поблагодарил пришедших за неослабевающий интерес к спектаклю, а также в двух словах почтил память поэта Берлия Тала. Тай напрягла глаза, пытаясь рассмотреть лицо юноши.
Тайила с удовольствием задержалась бы после спектакля и постояла бы в толпе, собравшейся вокруг постановщика и актеров, но Дейдра тащила ее за собой. Они сели в экипаж. Жард хотел довести девушку до постоялого двора. Тай отказалась зайти в гости к супругам, жившим в дорогом районе Патчала на Набережной Неды. Сослалась на усталость.
― Ну уж, ты и усталость! ― Дейдра издала неприятный смешок. ― Это просто новинка. Сколько тебя помню, ты никогда не уставала, это я слыла лентяйкой. Как случилось, что ты вырвалась-таки из-под опеки старика? Обзавелась богатым любовником? Это он вывез тебя в Патчал? А остальные? Латия уже, небось, замужем за тем вдовцом? А Кратти? Так и сушит в книгах свое сено? А что Релана? Кого старуха определила ей в мужья?
― Я приехала в Патчал, чтобы найти работу. Из всех нас, пятерых, я осталась в замке одна, ― вкратце пояснила Тай, не желая сообщать печальные новости при Жарде. ― Остальные...разъехались кто куда. И...у меня нет никакого любовника.
― Да поняла уже. Я знала, что всем вам рано или поздно наскучит Тай-Брел. Завидовали мне, когда я сбежала с Жардиком? Уууу, мой Жардик! Он так меня лю-ю-юбит, он не мог вынести, что я чахну в каменных стенах, он спас свою принцессу! ― Дейдра прильнула к мужу и бесстыдно впилась губами в рот юноши.
Тай отвела взгляд. Дейдра демонстративно страстно целовала молодого человека, а тот, не в силах устоять и соблюсти приличия, трепетно отвечал на поцелуй.
― Так ты ищешь работу? ― как ни в чем не бывало спросила Дейдра, оторвавшись от Жарда. ― Просто новинка!
Тай улыбнулась. Похоже, это словечко накрепко прилипло к столичной красавице.
― Ищу, ― просто ответила она. ― Теперь жалею, что так мало знаю и умею, нужно было учиться, когда королева заставляла.
Дейдра махнула рукой.
― Боги, мир поменялся. Кому теперь нужны образованные девицы? Мой совет - найди себе кого-нибудь. А, понятно, ты безнадежна. Тогда слушай, ― девушка уселась поудобнее, расправила на коленях платье и принялась рассуждать, помахивая веером в такт словам. ― На сцену тебе дороги нет, эти провинциальные стервочки - представь себе, всю их подноготную знаю, - через Щеголя Делеера заняли все хорошие театры. А Щеголь...королевская игрушка...Чтица Лолана могла бы тебя послушать...но она давно никого не принимает, говорят, сын ее совсем опустился - ради дурмана продал дом и живет в Озорном с какой-то шлюхой...