– А ты что, в разводе с ней?
– Не совсем в разводе. Просто живем в разных квартирах, вот и решили съехаться.
– Хорошее дело, – кивнул краснолицый, поправляя кепку, еще более лихо сдвигая ее на затылок.
Во дворе стояло три фургона, все одинаковые – ярко-красные грузовые «фольксвагены» с изотермическими будками.
«Вот она», – улыбнулся Илларион, обходя машину, в кабине которой никого не было.
Он несколько раз ударил ногой по переднему скату, открыл дверцу, которая была не заперта, трижды нажал на клаксон. И тут же появился мужчина в кожаной куртке с теплым меховым воротом.
– Эй, ты чего сигналишь?!
– Да вот, у меня дело…
– Какое еще дело? – на кривоватых ногах, в зимних кроссовках, мужчина подошел к Иллариону.
Это был крепкий парень лет двадцати восьми с вороватым взглядом. Один передний зуб в верхней челюсти отсутствовал, и водитель фургона то и дело сплевывал сквозь щель.
– Говорят, у тебя пара часов есть свободных?
– А что надо? – оживился водитель.
– Надо мебель перекинуть с одной улицы на другую в центре. Твою машину повсюду пустят, а у меня на фирме только бортовая есть.
– Сам грузить не стану.
– Грузчики есть, – улыбнулся Илларион невинно и глуповато.
– Это хорошо. А сколько платишь?
– А сколько скажешь?
– Откуда куда?
– На Малую Грузинскую, в дом с узкой подворотней, – негромко произнес Илларион, – на последний этаж надо будет кое-что поднять.
Лицо у водителя напряглось, он даже не стал спрашивать откуда везти. Его рука инстинктивно дернулась к монтировке. Илларион перехватил руку за запястье и сжал так сильно, что ноги парня подогнулись, и он упал на колени прямо в лужу.
– А вот откуда везти, это я у тебя хочу спросить.
Либо ты быстро скажешь, либо потом тебе очень долго придется лежать в тюремной больнице и часа четыре тебя будут оперировать, сшивать связки на обеих руках, вырезать кусочки жил и сухожилий из ног и надтачивать порванные на руках.
– Погоди, погоди, отпусти, не дави!
– Я еще не давлю, – Илларион подошел к грузовику, повернул ручку, перевязанную проволокой, и, легко оторвав тяжелого парня от земли, легко вбросил в пустой фургон. Затем сам забрался туда. – Ну так как, приятель? Ты мне сам все расскажешь или мне тебя мучить?
– Нет, нет, все скажу!
– Кого ты возил на Малую Грузинскую?
Водитель лихорадочно соображал, что бы такое соврать, но тут же понял, взглянув на Забродова, что лучше не врать, себе дороже. Даже если и сумеешь обмануть, потом придется плохо.
– Так кого ты возил?
– Понимаешь, два мужика на улице подошли, говорят, мол, надо кое-что из дому забрать в связи с переездом. Я их ждал на улице, у подъезда. Там еще такой двор дурацкий, чуть въехал, а потом чуть выехал.
Забродов терпеливо все выслушал, а затем спросил:
– Зачем ты врешь, парень? Ты же их знаешь?
– Знаю, – неохотно согласился водитель.
– Вот и я говорю, что знаешь.
Парень судорожно дернулся, пытаясь выскочить из фургона. Но лучше бы он этого не делал. Илларион перехватил его за шею и пару раз ударил головой о стенку, несильно. А затем левая рука сжала горло, но не кадык. Указательный и большой палец легли на артерию, временно прекратив доступ воздуха к мозгу. В глазах у водителя потемнело, затем поплыли разноцветные круги, и он начал терять сознание.
Забродов выждал нужную паузу для того, чтобы водитель уже смирился с мыслью, что умирает, и разжал пальцы.
– Понравилось?
Парень ответить ничего не мог. Он стоял на коленях и мелко-мелко дрожал, беззвучно открывая рот.
– Я так сделаю два раза, и ты тихо умрешь. Даже вскрытие ничего не покажет.
– Кто ты? – наконец-то выдохнул из себя перепуганный до смерти шофер.
– Это неважно. Для тебя достаточно знать, что я могу тебя убить. Я человек, а ты мразь, – и, схватив водителя за шиворот, Забродов вытащил его на свежий воздух.
Наконец-то в глазах у водителя немного посветлело, он поверил, что остался жив. Но он понял и другое: если еще раз попытаться обмануть незнакомца, то этот обман может оказаться последним.
Он стал забираться за руль.
– Погоди, – остановил его Забродов, – я не хочу врезаться в стенку или в столб. Машину поведу я, а ты скажешь адресок.
Парень спорить не стал, перелез на сиденье рядом с рулем и затих. Он боялся, что выйдет кто-нибудь из конторы и увидит чужого человека за рулем. Если раньше такой исход казался ему спасением, то теперь он понимал, только сдав своих дружков-воров, он сможет рассчитывать на прощение.
Фургон выехал со двора и помчался по улице.
– Налево сворачивай, – бескровными губами прошептал шофер, сидевший на сиденье пассажира.
– Я тебе на «ты» обращаться к себе разрешения не давал.
– Извините, пожалуйста, гражданин…
– Вот так-то лучше, – Забродов достал сигарету, прикурил и покосился на своего спутника. – А вот тебе курить не советую, сознание потеряешь со страха.
– Я и не прошу…
– Зубы спрячь.
Они проехали почти полгорода, и наконец, улица пошла вдоль железной дороги. Пространство между рельсами и улицей занимали частные гаражи.
– Сюда. Гараж семьсот двенадцатый, – нехотя сказал шофер и вжал голову в плечи.
– Твои дружки еще там?
– Скорее всего, да. Может, высадишь, дальше сам поедешь и машину оставишь?
– На «вы», – напомнил ему Забродов.
– Да-да. Так как?
– На твоем месте я бы сидел и помалкивал.
Фургон медленно покатил по узкому проезду между гаражами. Забродов лишь стриг взглядом цифры на железных гаражах.
Вот и пошли семисотые. Он ловко поставил машину под стеной так, что из прохода ее было не видно, и повел рукой, словно бы хотел обнять своего спутника.
Тот рванулся, ударившись головой о дверку, но рука Забродова уже настигла его. Шофер даже не попытался сопротивляться, так сильно он был напуган. Короткий удар ребром ладони по шее, и тот сник, уткнувшись лбом в приборную панель. О том, что он жив, говорило лишь подрагивание ресниц.
– Минут через тридцать оклемается, – проговорил Забродов, выбираясь из машины.
Проезды между гаражами были грязные. Брезгливо обходя лужи, Илларион дошел до железных ворот с цифрой семьсот двенадцать. Остановился, прислушался. Из гаража доносились возбужденные голоса – беседовали человека три или четыре.
Илларион постоял с полминуты и точно определил, в гараже было трое. Мужчины наверняка пили. С первого взгляда Забродов понял, калитка в железных воротах закрыта изнутри.
Он постучал костяшками пальцев, не очень настойчиво, не очень уверенно – так, как мог постучать сосед по гаражу, если ему вдруг понадобился какой-нибудь редкий ключ. Голоса даже не смолкли, лишь один из пивших подошел к калитке и, не спрашивая, кто там, повернул ключ. Забродов резко навалился на нее, сбивая с ног того, кто стоял за ней.
Установилась тишина. Забродов, не вынимая рук из карманов, зашел в гараж и посмотрел на двух парней, сидевших за верстаком. На расстеленной газете лежала крупно порезанная ветчина, стояла бутылка водки и три стакана. Третий парень с разбитым носом сидел на полу и тряс головой, он никак не мог понять, как очутился на заднице. Пока замешательство не прошло, Забродов, подойдя к столу, взял водку, вылил ее на пол. На газете лежал нож, Забродов его узнал сразу – нож из его коллекции, узбекский, с черным лезвием, инкрустированный медью.
Если бы Илларион сразу ударил кого-нибудь из сидевших за столом, то и это не произвело бы на них такого шока, как то, что он спокойно вылил полбутылки водки на бетонный пол.
Рука одного из сидевших потянулась к ножу, и Илларион резко ударил по ладони кулаком. Рука застыла на верстаке, словно прибитая к нему гвоздем. Забродов взял нож, лезвие которого было перепачкано жиром, вытер его о ворот замшевой куртки одного из бандитов. Те сидели молча, ошарашенные происходящим.
– Где револьвер? – Илларион махнул ножом, нарисовав в воздухе восьмерку, а затем кончик острия застыл прямо перед зрачком одного из парней в каком-то миллиметре. – Смотри не моргай, а то глаза лишишься. И лучше не дыши. Искусственный глаз – удовольствие дорогое, хотя и не видит.