- Я не могла отказать представителю закона, - вяло возмутилась она из-под кружевных оборочек.
- Вы весьма безотказны, - не удержался от иронии Нордэнвейдэ. - Во всяком случае, когда речь идет о жандармении. Это уже второй раз, а год только начался. С меня довольно.
- Уж извините, я порядочная калладка! - взвилась Тирье, калладкой бывшая разве что по паспорту. Внешность ее недвусмысленно указывала на виарские корни.
- Будь вы действительно порядочной калладкой, вы бы уже давно собрали вещи и увезли дочь на юг, - процедил Эрвин. Ревностная патриотка Тирье, на его взгляд, большой чести Каллад не делала. - Скоро здесь будет сырость, тиф и все прочие столичные радости.
- Вас вот уж спросить забыла!
- Потому я сам и сказал. Дайте мне час на сборы. Аванс за апрель можете оставить себе, за беспокойство.
Не дожидаясь ответа, Эрвин миновал разгневанную даму, прошел в гостиную, мельком заметив забившуюся в кресло Анну, и поднялся к себе.
Обе комнаты были перевернуты вверх дном. Кабинету досталось сильнее, там старательный Флауэрс даже обои кое-где отколупал от стены. С другой стороны, старая истина, гласящая, что нет худа без добра, отчасти подтвердилась: на полу валялись некоторые вещи, которые Эрвин безуспешно искал месяцами. Лейтенант повертел в руках подаренный и благополучно потерянный бинокль, жестянку из-под кофе, где он в лучшие времена хранил всякие мелочи, и две новые пары перчаток, бесследно исчезнувшие сразу после покупки. Все-таки жизнь была полна сюрпризов.
В принципе, от обыска скорее пострадала патриотичная мадам Тирье, поскольку именно ей принадлежала большая часть вещей в комнатах. Сам Эрвин обходился минимумом, как будто чуя, что в один прекрасный день из этого гостеприимного дома ему придется уходить, причем уходить быстро. И вот этот прекрасный солнечный день настал. Лейтенант, насвистывая песенку, чтобы успокоить нервы, принялся кидать в саквояж и небольшой чемодан остатки вещей, благо, их было мало. Снизу донеслась "Кассиата", на сей раз идеальная. Эрвин было удивился такому прогрессу Анны, но быстро сообразил, что слышит еще и хор. Видимо, ревностная патриотка все же разорилась на ныне модный граммофон с пластинками.
Собирать чемоданы под ликующие аккорды "Кассиаты" было легко и приятно. Эрвин справился минут за двадцать, а бардак, наведенный чистильщиком, решил оставить Тирье в порядке небольшой личной мести. Солнечные лучи, бившие из окна, празднично освещали самый настоящий бедлам.
Из неприятных дел в этом доме Эрвину оставался только разговор с Анной. Нордэнвейдэ подхватил свои пожитки и спустился в гостиную. Не останавливаясь там, вынес чемодан в коридор. Потом тихо вернулся. Мадам Тирье, видимо, отходила от хамства постояльца где-то еще, потому что в гостиной ее уже не было. Анна из кресла смерила лейтенанта подозрительным взглядом.
- Вы далеко?
- По возможности как можно дальше, - не стал врать Эрвин. - Боюсь, я все-таки неудобный постоялец.
Девушка пожала плечами:
- Далеко не худший из возможных. Вы хорошо подумали?
Эрвин встал у самого граммофона. Говорил он тихо, так что слышать его могла только Анна.
- Да. Мне не очень нравится, когда мне спасают жизнь дважды за месяц.
- За прошлое спасение вы уже сунули мне денег, - сощурилась девушка. - Что будет на сей раз? Вексель?
- Совет. Уезжайте из Каллад. Я не видел вас всего три недели, но вы уже успели сильно побледнеть. Этот климат вас убьет.
- Прелестно! Еще советы будут?
- Будут. Больше никогда не лезьте в подобные дела.
- Ну разумеется! Этот бледный типчик будет являться мне в кошмарных снах.
Лейтенант вздохнул. Он считал Анну несколько странной, но все же умной девушкой. А теперь ему под пиликанье скрипки над ухом приходилось разжевывать ей совершенно очевидные вещи. Настолько очевидные, что их понимала даже патриотичная Тирье-старшая с ее чепчиками и верой в страшных-престрашных рэдцев, угрожающих безопасности Каллад.
- Дело не в человечке. Вашим врагом сегодня чуть не стал не Флауэрс, а Каллад. Государство, Анна. Самое сильное государство во всем обитаемом мире.
- Герхард Винтергольд и все его силы ада? - усмехнулась девушка. - Честное слово, мне уже страшно.
- Мало вам страшно, - процедил Эрвин, которому еще шесть лет назад в ходе обзорной экскурсии по столице показали и казематы Эгрэ Вейд. А заодно популярно объяснили, что кодекс Клодвига, запрещающий пытки, на неграждан не распространяется. На тот случай, если он вдруг вздумает кого-то предавать или просто плохо себя вести. - Думаете, вы еще долго сможете проявлять чудеса сообразительности? Если бы жандарм сегодня не проявил чудес благородства, сообразительность ваша вам же боком и вышла бы!
Анна поджала губы:
- Сыграйте мне на прощание "Кассиату", и мы в расчете. Вот сыворотка, - девушка извлекла из складок платья флягу и протянула Эрвину. Флягу лейтенант взял, но вот граммофон не остановил:
- Обойдемся без "Кассиаты" на пианино, ваша мать и так довольно рассержена.
Анна отвернулась к стене и процедила:
- В таком случае, прощайте. Не думаю, что вы оставите мне адрес, по которому стоит писать письма.
- Не оставлю, - согласился Эрвин. Он не слишком понимал, что творится сейчас в голове у младшей Тирье, но ситуация ему инстинктивно не нравилась. - Потому что сам еще не знаю этого адреса. Но, как только он у меня появится, я вам сразу напишу, не обессудьте, в обход вашей матери. Ненавижу, когда мои письма перлюстрируют. Кесарской цензуры нам вполне хватит.
Анна с любопытством покосилась на Эрвина:
- Даже так? И как же вы намерены мне написать?
- Потеряйте перчатку. Я передам письмо с дворником, который ее найдет.
Девушка усмехнулась:
- Ну просто шпионский роман. А как мне написать вам, если что-то случится?
- Знаете бакалейщицу Мирту, которая держит лавку на параллельной улице?
- Познакомлюсь.
- Если что-то произойдет, отдайте письмо ей. А теперь прощайте. Спасибо вам, Анна.
- До свиданья! - с непонятным вызовом ответила девушка. Эрвин поклонился и покинул комнату.
В коридоре, у чемоданов, его, конечно, ждала ревностная патриотка. Розовые кружева чепца негодующе трепетали.
- Даже не вздумайте сюда писать, - прошипела Тирье на прощание. На этот раз поклоном лейтенант себя затруднять не стал и молча вышел в солнечный полдень.
День рождения Рейнгольда отметили хорошо. Даже, пожалуй, слишком хорошо. По счастью, Зиглинд и старший сын кесаря родились в один день, так что все внимание общественности было приковано к последнему. Рейнгольду по этой причине удалось организовать скромное торжество в узком кругу друзей, где не оказалось ни венценосцев, ни благотворительных дам из великих герцогинь, ни всей прочей титулованной публики, на которую у Дэмонры имелась стойкая аллергия. Нордэна, первый раз в жизни выступая в качестве пусть и неофициальной, но все же "хозяйки дома", весь вечер проявляла чудеса нордэнской дипломатии. Она загадочно молчала, когда все принимались вспоминать случаи из "бурной молодости", следила, чтобы гостям вовремя подливали вина, и делала вид, что прекрасно понимает юридический юмор, а также хорошо знакома со всеми громкими делами за последние десять лет. Иными словами, выполняла чисто декоративную функцию. И, по собственному убеждению, справлялась с этой функцией неплохо, разве что все время цепляла шлейфом всяческие посторонние предметы.
Часам к четырем утра закончилось и вино, и юридические анекдоты, а на какие-то более игривые темы перейти мешало присутствие дамы. Дама не сомневалась, что в данных вопросах понимает уж никак не меньше гостей, благо знакомство с Магдой серьезно расширяло горизонты, но на всякий случай скромно смотрела на скатерть. Такая тактика принесла плоды довольно быстро: после еще пары тостов за именинника и милейшую хозяйку дома гости откланялись. Дэмонра с чувством выполненного долга изобразила еще пару улыбок и с удовольствием проследила, как входная дверь закрылась за последним из приятелей Рейнгольда.