— Именно. Что бы ни происходило с Наклзом, на людях он не должен вести себя подозрительно, запомни это накрепко, пожалуйста. Он достаточно умен и осторожен, но когда против тебя играет твой собственный разум — случиться может всякое. Следи за ним. И пиши мне, если тебе просто покажется, что что-то пошло не так. Когда что-то по-настоящему пойдет не так, писать будет уже поздно, поняла?
— Поняла, — кивнула Магрит.
— Условимся вот о чем. Письма перлюстрируют, и вряд ли наша с тобой переписка будет исключением. Если что-то случится, начни письмо описанием погоды. Если ты напишешь «было солнечно и ветрено», я пойму, что дело совсем плохо и примчусь немедленно, всеми правдами и неправдами. Благо, солнечно и ветрено здесь бывает часто. Поняла?
— Да.
— И еще одно, — Дэмонра бросила быстрый взгляд на кресло. Наклз спал. — Если тебе покажется, что он говорит с людьми по имени Элейна или Маргери, пиши «солнечно и ветрено» немедленно.
— Кто такая Маргери? — этот вопрос интересовал Магрит с первого дня. Но спросить Наклза она не решалась. Маг вообще не был склонен обсуждать с ней свою жизнь. — Он грохнул две чашки, когда я представилась.
Дэмонра дернула щекой:
— Не знаю, кто такая эта Маргери. На самом деле не знаю. Но знаю, что в живых ее нет. Зондэр Мондум останется в столице. Ей ты можешь доверять, как себе. Если что-то случится, сразу беги к ней. Вот адрес.
Магрит взяла протянутую ей бумажку и сунула в карман. Нордэна нервно поправила волосы.
— И еще одно. У Наклза дис…, - нордэна осеклась. — Впрочем, неважно. Просто следи за ним очень внимательно. И пусть отправляет мне весточки дважды в неделю. Иначе я за себя не ручаюсь, так ему и передай. Адрес пришлю сразу, как приеду. По счастью, меня сослали, но право переписки оставили. Все ясно?
— Все. Наклз велел мне тебе сказать, чтобы ты сразу уезжала. И еще он обещал поухаживать за твоими котятами.
— За моими котятами поухаживают Мондум и Магда. У него аллергия на кошек, так что пусть он не лезет в это дело. Прощай, Магрит. Счастливо тебе.
Нордэна дернулась, словно хотела подойти к Наклзу, но в последний момент развернулась и поспешила в коридор.
— Мне ему сказать, что ты его очень любишь? — у дверей спросила Магрит.
Дэмонра поморщилась:
— Такие вещи, Магрит, запомни накрепко, стоит говорить только лично. И то не всегда стоит. И вообще, истории роковых ошибок не рассказывают за пять минут. Прощай.
Не дожидаясь ответного прощания, нордэна торопливо спустилась вниз по ступенькам и скоро растаяла в холодной сырой ночи. Магрит зачем-то поглядела ей вслед, а потом вернулась в гостиную. Маг по-прежнему спал и по-прежнему очень мало походил на живого человека. Рэдка поднялась в спальню за пледом, накрыла Наклза, а сама устроилась на диване и, наконец, с чувством исполненного долга провалилась в темноту. Безумные сутки закончились.
Когда Дэмонра вылетела на платформу, до отправления поезда оставалось минут семь, не больше. Платформа, освещенная мертвенно-желтым светом газовых фонарей, была почти пуста. У дальнего конца Дэмонра увидела Зиглинда, прислонившегося к перилам и глядящего куда-то в темное небо. Нордэна понятия не имела, что он хотел там высмотреть.
— Я думал, ты не придешь, — сообщил он, когда Дэмонра приблизилась.
Нордэна хотела честно ответить: «Я тоже», но вовремя прикусила язык. В конце концов, Рейнгольд ломал свою карьеру и, вероятно, жизнь, попутно подставляя рожу, не совсем для того, чтобы она сдохла под дверью Наклза в лучших романных традициях. Вступиться за человека, обругавшего кесаря на чем свет стоит, было подвигом. Чудом. Таким же чудом, как и то, что выкинул Наклз, только, может, еще более ценным, потому что простые люди чудес не творили.
— А ты тоже сослан? — вместо ответа поинтересовалась Дэмонра, глядя мимо.
— Разумеется. Но это тебя ни к чему не обязывает, — ровно проинформировал Рейнгольд. Дэмонра даже отдаленно представить себе не могла, как он должен на нее злиться сейчас. Но догадывалась, что она на его месте непутевую невесту убила бы на месте, а не пошла бы вместо этого героически получать зуботычины от сильных мира сего. И совсем уж ей не хотелось думать, как всю эту историю восприняли родители Рейнгольда.
— Я до сих пор не видел списка людей, которых ты считаешь белокрылыми суками, и, следовательно, ничего конкретного не могу сказать о своем положении в данном списке, — тем же тоном продолжил он.
— Тебя там нет. Это могу тебе сказать я.
— Мне представляется очень неправильным ненавидеть людей только за то, что пять сотен лет назад они удрали из страны, после которой им даже этот ледяной ад на радостях раем показался.