— Паскудно все это, — поделилась впечатлениями Магда. Она уже деловито вытряхивала из полушубка партизана, больше других тянувшего по комплекции не на школьника, а на солдата.
— Менее паскудно, чем многое другое. — Нордэна стянула с мертвого солдата шинель и отбросила ее в сторону. Принялась за верхнюю рубаху.
— Да брось ты, полушубок надень на него и ладно, — посоветовала Магда.
— Ладно будет, когда нас с тобой к стенке поставят.
Раздевать и одевать трупы приятно не было. По счастью, они еще не успели окоченеть. Но на таком холоде до этого было недалеко. Перчатки пришлось снять, пальцы слушались плохо, а петельки и пуговицы оказывали ожесточенное сопротивление, однако делать было нечего. Вскоре перед Дэмонрой лежало пятеро калладских солдат и один рэдский партизан — даже с ладанкой на шее — а в подлеске среди убитых рэдских партизан затесался калладский солдат. Тоже весьма натурально выглядящий, хоть и очень молоденький.
— Ну, малец, извини, — вздохнула Магда и с двух шагов выстрелила ему в лицо из рэдской винтовки. Дэмонра провернула ту же операцию, но воспользовалась винтовкой калладской. Результат был непригляден и очень прост: парня, еще день назад имевшего какое-то имя и будущее, теперь бы и мать родная не узнала. Ну а добрые доктора не узнали бы, какой секрет он унес с собой в могилу.
— Дальше сама разберусь. Догоняй их, пока Зондэр с перепугу не спутала бунт прачек с мировой революцией…
— Помяни мое слово, Магда, мировая революция как раз с бунта прачек и начнется. Уж точно не с интеллигентских бредней…
— Выпить тебе надо, Дэм, вот что я скажу. Вечно тебя на философию несет, когда надо просто стрелять или делать вид, что собираешься стрелять.
— Вершина мировой философии, если уж на то пошло, уметь отличить, когда нужно первое и когда достаточно второго, — буркнула Дэмонра, натягивая перчатки. Магда была права в том, что копаться и вправду не стоило. Ни вообще, ни в своих мыслях и чувствах. Следовало как можно скорее догнать Зондэр, желательно, не нарвавшись на волков. Хотя последние, вроде бы, выли еще достаточно далеко отсюда.
— Второго здесь было явно недостаточно.
— Повтори мне это, если Нордэнвейдэ на днях повесится. И да. Доберешься до штаба — бей по мордам или пои кого хочешь, но я должна знать, кто тут так до нас хорошо разведал.
— Ящик игристого, и ты будешь знать, кто заразил сифилисом сынка императора Гильдерберта и на чьи деньги, — хмыкнула Магда. — А про разведку я тебе и так скажу.
Услышав имя, Дэмонра несколько секунд молчала, просто не зная, что ответить.
— Это… это точно?
— Точнее некуда.
— Тогда забудь об этом и больше никогда никому не говори.
— Не говорить до того момента, как на нас повесят всех собак или когда вешать будут уже не собак, а непосредственно тебя?
— За что? За десяток малолетних партизан? Не смеши меня, Магда.
Магда кивнула на труп без лица:
— Честно говоря, мне уже не очень смешно. Ладно, ну хоть Наклзу ты скажешь? Я думаю, ему-то можно сказать.
Дэмонра скривилась:
— Наклзу можно сказать все. Но только когда все закончится хорошо и все поженятся, и ни секундой раньше.
— Я бесконечно признателен вам, мессир канцлер, за столь высокую оценку наших… подвигов.
Офицер говорил медленно и тихо, тщательно выбирая слова и глядя куда-то в район воротничка собеседника. Если до этого момента у Наклза еще оставались сомнения, что дело идет к большим неприятностям, то при виде колоритной парочки у окна они окончательно рассеялись. Определенно, канцлер Рэйнальд Рэссэ очень сильно промахнулся с адресатом дифирамбов. За «освобождение Рэды» лучше было похвалить тех, кто пил игристое неподалеку, а не тех, кто ее на самом деле «освобождал». «Прачкин бунт» закончился, не начавшись. «Две роты в помощь местному гарнизону и два часа делов», — метко заметила Магда Карвэн и, скорее всего, не солгала. В общем, окажись он на месте офицера, Наклз, вероятно, и сам дал бы в морду всем расточителям похвал, начиная от деревенского дурачка и заканчивая кесарем Эдельстерном Зигмаринен. Однако в свете последних событий стрелковому полку «Ломаная Звезда» следовало сидеть предельно тихо и культурно, не ввязываясь в скандалы. С другой стороны, прием, более похожий на плохой маскарад, длился уже почти два часа. Они и так не огрызались столько, сколько могли. На памяти Наклза памятники в бронзе ставили и за меньшие подвиги.
Он быстро двинулся к окну, у которого застыли друг напротив друга чрезвычайно любезный канцлер Рэйнальд и мужчина в черной форме. Лицо последнего было серым от усталости, чего не мог скрыть даже теплый тон освещения, и до крайности невыразительным. Офицер был то ли от природы скуп на эмоции, то ли прекрасно владел собой, но на фоне цветущего в профессиональной улыбке канцлера выглядел он особенно тускло. На взгляд Наклза, с этой парочки можно было смело рисовать аллегорию Победы, поскольку они идеально отражали ее дуализм. Или аллегорию Ненужной Победы, если вдуматься в суть происходящего.