Ее бессменный денщик Гребер приволок в купе солидный кулек печенья и скрылся с подозрительной скоростью, стараясь не дышать. Зондэр проводила его суровым синим взглядом:
— Дэм, тебе не кажется, что он собирается напиться? — с ледяной любезностью поинтересовалась она.
Дэмонра полулежала на сиденье и все смотрела сквозь стекло на вихрящийся снег. Приход Гребера нисколько не отвлек ее от этого приятного занятия.
— Нет. Десять вечера. Он уже сделал все, что собирался, и, думаю, пошел по второму кругу, а, может, и по третьему, — лениво сообщила нордэна. Гребер никогда не откладывал на завтра распитие напитка, который представлялось возможным распить сегодня. Иногда Дэмонру даже посещала кощунственная мысль, что ее денщик в этом плане может составить достойную конкуренцию ее покойной матери. К слову, раньше он служил ей. Можно сказать, по наследству перешел.
— И ты не собираешься его уволить? — нахмурилась Зондэр.
— Нет.
— Тут вопрос даже не в дисциплине — я понимаю, она тебя не волнует. Но для твоей же безопасности…
Как будущий некромедик, Дэмонра в юности пыталась получить медицинское образование. Биология входила в курс прослушанных ею дисциплин, поэтому нордэна имела кое-какое представление о рефлексах. И на слова «твоя безопасность» у нее уже лет десять как имелся условный рефлекс: Дэмонре мигом представлялся Наклз, серьезный и укоряющий.
— Ох, Зондэр, я всегда давалась диву, и чего ты не вышла за Наклза? Ты б только свистнула. Накачали бы его чем-нибудь покрепче и — в магистрат, а утром — «ох ты ж, бесы, колечко лишнее на руке, где я вчера был-то?» Вы были бы потрясающей парой.
— Предпочитаю живых людей, — процедила Мондум.
— А он живой, — постояла за честь друга Дэмонра. — Просто хорошо мимикрирует под книжный шкаф. Тоже, знаешь, полезно бывает. Хотя любовнику, конечно, такое полезнее, чем мужу, но он вообще человек серьезный, от рогоносцев бегать не будет…
— Это ты Кейси скажи. Он ей даже рукой не помахал.
— Он наверняка подумал, что из освещенного вагона темной платформы не видно. Кстати его бы и не было видно, если бы некоторые так старательно не пытались проделать в нем дыру взглядом.
— Тогда ему скажи, чтоб думал поменьше, — Зондэр все хмурилась. — И не жалко ему бедную девочку?
— Ты чего? — поразилась этому смелому предположению Дэмонра. — Это мой любимый, идеальный Наклз. Ему никого не жалко. Он просто не понимает, что это такое. Как мы с тобой не понимаем, что такое производная от тангенса икса в кубе. Мы знаем о том, что такая вражеская штука существует. Мы регулярно получали за нее «крайне дурно», так что верим в ее материальную природу. Но мы совершенно не можем ее себе представить, верно? Рыжик же понимает, что такое эта бесова производная и еще кучу вещей, от которых у меня голова кругом идет. А вот жалости — не понимает. За что также периодически получает по морде и по самолюбию, а потому тоже верит в ее материальную природу. Злиться на него за это так же бесполезно и глупо, как злиться на человека за отсутствие таланта к математике или к музыке.
— Другое это, — мрачно покачала головой Зондэр и замолчала.
Наблюдая за метелью в темном окне, Дэмонра вспоминала последний разговор с Ингегерд и все пыталась представить себе Архипелаг, где не была почти одиннадцать лет, с тех самых пор, как получила письмо Рэдум Эстер с глубокими соболезнованиями и аккуратным предложением написать дарственную на наследство Рагнгерд «ради вящего блага» на «всякий непредвиденный случай». Тогда Дэмонра очень невежливо отказалась, заколотила двери и окна в доме матери и пообещала оставить все наследство жертвам войны и бездомным кошечкам, если с ней вдруг приключится «непредвиденный случай». Более Архипелага Дэмонра не видела. С Немексиддэ, сменившей на посту наместницы Эстер, отношения у нее были значительно лучше, но все же не до такой степени, чтобы возвращаться к родным пенатам без крайне веских на то причин. Теперь нордэна с некоторым удивлением поняла, что очень плохо помнит Дэм-Вельду. Храм-над-морем, Эльдингхель, лаборатории имени Тильды Асвейд и даже оранжереи с апельсинами, символизирующие абсолютное торжество прогресса над природой и здравым смыслом, она могла в подробностях представить. Точно так же, как могла бы представить их, если бы видела все это на фотографиях, а не своими глазами. Картинка осталась, но все, что эту картинку наполняло, исчезло. В Моэрэнхелл Каллад, или Каллад на Моэрэн, Дэмонра жила с семи лет и искренне считала кесарию своей Родиной, ради которой можно и следует пойти если не на все, то очень на многое. Но при слове «родная земля» раньше ей все равно представлялась не гранитная набережная столицы, а белый лед, черный вулканический песок и серое море до горизонта. Сейчас не представлялось ничего. Лед, песок и море сделались иллюстрацией из учебника по географии.