- Нет.
- Слушай...
- Я не могу, Антон. Город изменился, все изменилось. Мы не можем...
- Лапша.
- Эдуард.
- Эдуард. Ладно, хорошо. Я все понимаю, рейтинги, хорошо. На кой хрен ты согласился встретиться, если не можешь помочь?
- Ты социально неблагополучный элемент, преступник, и я оказываю тебе психологическую поддержку. За это я получу баллы.
- Правда?
- Да, так и есть.
- А если я встану и вырву тебе кадык?
- Осторожно, Антон. Рой следит за тобой с самой первой минуты.
- Да срать я хотел и на рой, и на всю проклятую безумную машину, которую вы какого-то воскресили после... Мне нужна твоя помощь. Ты издеваешься, что ли? Какая система репутации? Эта дрянь сожрет вас, нас всех.
Осекся. Нужно было взять себя в руки.
- А зачем тебе в сеть, если так? - спросил Лапша.
Опять гляделки.
- Лапша, ты все прекрасно понимаешь. Или что? Удалили травмирующие воспоминания, сидишь на окситоцине?
Но тут вдруг что-то случилось. Лапша и с места не сдвинулся, не шелохнулся даже, но Фридман знал, на что способен старый приятель.
Людей вокруг размыло: они превратились в шевелящееся и что-то бормочущее месиво из теней.
- У тебя есть сорок секунд, чтобы убраться отсюда, брат. Если помехи продлятся дольше, мне конец. Я активирую тебе бету, откроешь меня у себя на острове, там оставлю инструкции, расскажу, где найти толковых ребят.
- Спа...
- Молчи, сказал же. Вставай и делай ноги. Большая часть старых коммуникаций поломана. Ты ее не найдешь. Она уничтожена вместе с враждебными программами Сингулярности. Но ведь не слышишь меня, да? Пробуй. Поймают - я тебя не знаю, а если уж что, то первый сдам с потрохами.
Антон усмехнулся, - чем ближе опасность, тем дальше беда - встал и быстро пошел прочь.
***
Ромашка смотрит на него так, будто видит впервые и будто ей совсем не нравится то, что конкретно она сейчас видит. Коридор Первого логистического центра. Они девять этажей молча спускались на своих двоих. Просто взяла и пошла к лестнице. Антону пришлось сделать над собой усилие, чтобы последовать за ней без споров. Будем спускаться пятьдесят, сто пролетов? Серьезно? Зачем?
В коридоре светло и приятно пахнет. Людей нет; на самом деле их нет не только здесь. Город рассыпается, милая, дурацкая Лана, людям больше не нужен город, и ты это знаешь не хуже меня. Остатки системы, змеи, пожирающие сами себя, из последних сил делают вид, что... что? Тсс. Об этом не говорят. Мы с тобой тоже не говорим.
Не говорим - и правильно делаем. У нас все в порядке. Экономика который год показывает небывалый рост. Никому нет дела ни до каких прав.
Фридман смотрит на Ромашку и ругает себя за то, что все-таки нарушил тишину.
- Что ты сказал?
В голосе металл. Он не уйдет, не сдвинется с места, пока не получит ответ. Так уж она устроена.
- Ну прекрати, малыш, пойдем.
- Что. Ты. Сказал.
- Ты сама все прекрасно понимаешь...
- Нет, не понимаю. Повтори.
- С кем и зачем ты собралась бороться? Головой подумай, пожалуйста, а не...
- А не?..
Изгибает бровь. Глаза сухие и страшные.
- Договори. Головой, а не...
- Света.
- Чем я обычно думаю, Антон?
Фридман злится. Ему неприятно. Ясно же - чиновники просто стараются показать, что еще зачем-то нужны. Как могут, так и пытаются. Все эти новые поправки на самом деле не стоят и выеденного яйца, ничего не будет работать и никто никого не притесняет. Все самые важные решения уже приняты. Приняты не людьми. Но поди объясни этому воину за социальную справедливость, что война давно закончилась.
- Пошли, хорошо? - Антон старается быть дружелюбным.
- Пес с ними!
- То есть тебе правда кажется, что это нормально? Сегодня у меня опять отнимают базовые права...
Дрожит, медленно вдыхает и выдыхает.
- А что будет завтра? Ты понимаешь, что говоришь? Все кончилось? Остались одни идиоты, хорошо, нормальные люди подключены и спокойно ходят под себя в башнях. Нет смысла говорить о правах на руинах? Что еще? А когда они завтра придут за мной, эти идиоты, что ты будешь делать?
Фридману не хотелось отвечать честно. Не хотелось говорить, что Платформа Действий не работает лет пятьдесят как, а если разобраться, то и не работала никогда. (Нельзя воевать с войной и угнетать угнетателей). Фридману не хотелось напоминать Ромашке о том, как она была рада поправке 51, не хотелось спрашивать, чем в таком случае женщины или третий пол на ее взгляд, отличаются от верующих и почему последних мы заклеймили с вящей радостью?