— Родная, не могу отказать. И вообще сегодня ж мой праздник.
Соседка покачала головой, и нежно улыбнувшись, произнесла:
— Смотри, чтоб недолго. Детвора торт растащит, на себя пеняй.
Он расцеловал обеих:
— Вы мне фото вас с тортом сделайте и ешьте, сколько душе угодно!
Дочка тотчас побежала в дом с радостным кличем:
— Папа торт разрешил!
Мать схватила кастрюлю с шашлыком и помчалась следом.
— Собирайся и к гаражу. Я с Пашей через пять минут выйду, — отчеканил Владимир Константинович.
— Так точно! — приложил руку к козырьку кепки Сергей Васильевич.
Пашки дома не оказалось. Отец прошёлся по комнатам и, вздохнув, тихо проговорил:
— Что ж, так даже лучше.
Он достал форму из шкафа и быстро переоделся. Тридцать лет прошло после того, как отслужил срочную службу, а она села как влитая. Но этот факт не радовал. С хмурым видом Владимир Константинович прихватил гитару. Он поймал свой сосредоточенный взгляд в зеркале.
— Так не пойдёт, — Владимир Константинович осуждающе покачал головой и «надел» нарядную улыбку, — теперь другое дело.
Вбежал Паша:
— Пап, ты дома! Сколько котлет разогреть?
— Бери с собой. Сейчас выезжаем.
Сын внимательно посмотрел на отца с гитарой: тот обычно не брал его с собой на концертные мероприятия.
— Что-то случилось?
— Случилось, сынок. По дороге расскажу. Я машину прогревать, а ты одна нога здесь, другая там.
Сын набросал холодных котлет в банку, нарезал хлеб и стремглав выскочил вслед за отцом.
Рессоры «Нивы» поскрипывали по дороге, ставшей к концу зимы ухабистой. Пашка, заглатывая котлеты, сосредоточенно слушал отца.
— Ультраправые радикалы зашли слишком далеко. Сегодня Верховная рада отменила закон, по которому русский язык имел статус регионального и его можно было использовать наравне с украинским. Им не нравится, что у Донбасса тесные связи с Россией. Если мы не будет отстаивать свои интересы, то потеряем самое ценное — возможность общаться на родном языке.
— А как дать отпор? Чем? — спросил Паша.
— Толковый парень. В корень зрит, — усмехнулся Сергей Васильевич.
— Вот для этого мы на рудник и едем, — сдержанно ответил Владимир Константинович.
Сын перестал жевать:
— Мы планируем пробраться на секретный 152-й горизонт?
— Именно. Проведём отвлекающий концерт.
— Пап, но все же знают, что там хоть оружия и немерено, но оно всё разобранное. И старое оно. Зачем нам стволы фашистов времён Второй мировой войны? Ещё и ржавое, наверное.
— В смазке и в условиях соляного рудника это оружие и через сто лет стрелять будет, как новое. Сюда, кстати, и после первой Карабахской войны вооружение свозили… Но не суть. Карты составлялись. Всё расписано, где что лежит. К тому же пулемёт Дегтярёва очень даже дельная вещь.
— Ух ты! Так нам надо добыть карты и по ним собрать пулемёты! — потёр руки подросток.
— И патроны тоже нужны, — вставил Сергей Васильевич.
Владимир Константинович закивал:
— Но для начала туда надо попасть. Осторожность не помешает. Кто знает, кто за кого в это смутное время. Коли под угрозами в украинские батальоны людей будут сгонять, то по разные стороны в прицел станут смотреть те, кто сегодня один хлеб делят. Горечь именно от этого осознания… — он прокашлялся. — Подъезжаем. На КПП под гитару споём, а потом к клети. Там уж будем договариваться на каждом уровне, чтоб ниже дали спуститься.
— У нас получится? — задёргался паренёк, приметив вооружённых людей.
Отец сухим тоном изрёк:
— Иначе никак. Даже деревья выживают наперекор бурям.
Сергей Васильевич поднял сжатый кулак:
— Правый люд обязан подняться и поднимется. Вот увидишь, — и он процитировал строку из стихотворения Павла Беспощадного, — «Донбасс никто не ставил на колени».
Герой
Мирон притаился в засаде за диваном. Мальчишке невероятно хотелось услышать то, о чём родителям будет рассказывать дядя Толя, он же военкор, который будучи в отпуске собрался навестить брата. Десятилетний Мирон, случайно услышав переговоры мамы с папой, смекнул, что его могут отстранить от якобы не детского разговора, поэтому придумал обходной манёвр. Сказав маме, что пошёл делать уроки к соседу, он спрятался в гостиной. Дядя Толя должен был прийти с минуты на минуту. Мальчик вспотел от щедро дарившей тепло батареи, ноги начинали затекать. Он хотел поменять позицию, но услышал, как хлопнула входная дверь и из прихожей раздались радостные возгласы. Любое движение обозначало, что он выдаст себя колыханием шторы, и Мирон неподвижно замер, как игрушечный солдатик, которого он прихватил с собой.