Представьте, что вы живете в стране, пострадавшей от пандемии, то есть практически в любой стране мира в начале 2020-х. Вы испытываете стресс по ряду причин, о которых говорилось выше: беспокойство о здоровье или даже последствия болезни, финансовые трудности, неуверенность в завтрашнем дне, изоляция, запрет на перемещения и т. д. Полагаю, вы считаете себя разумным интеллигентным человеком, поэтому позвольте спросить: какова вероятность того, что вы начнете верить в одну из типичных теорий заговора, например будто вирус – обман или будто вакцины содержат устройства слежения? Предполагаю, вероятность невысока.
А теперь добавим к картине несколько штрихов. В стране, где вы живете, не только пандемия, но еще и вооруженный конфликт. Возможно, идет затяжная гражданская война или территориальный спор с соседним государством. Наряду со стрессом, обусловленным COVID-19, вы постоянно ощущаете угрозу насилия и разрушения всей вашей жизни. Вы слышите сирены ночь за ночью. В подвале вашего дома есть импровизированное бомбоубежище. Сумка со всем необходимым стоит наготове у входной двери. В результате конфликта вы потеряли друзей или родственников. Возможно, вы даже сами получили травму. Ваши близкие сражаются на передовой, рискуя жизнью каждый день. Попытайтесь представить эту сложную ситуацию и чувства, которые она вызовет. А теперь подумайте: увеличит ли дополнительный стресс вероятность того, что вы примете теории заговора о вирусе. И снова я предполагаю, что ответ будет отрицательным. В конце концов, как стресс, обусловленный войной, может быть связан с пандемией? Это два совершенно разных события. Конечно, то и другое вызывает стресс и пугает, но независимо друг от друга. Однако, оказывается, взаимосвязей больше, чем мы можем предполагать.
Именно этот вопрос и намеревались изучить Шира Хебель-Села и ее коллеги. Они хотели узнать, повышает ли фактор военного конфликта восприимчивость к заблуждениям, связанным с COVID-19. Их исследование показало: да. Они проанализировали данные из 66 стран и смогли доказать: чем выше интенсивность конфликтов в регионе проживания, тем больше вероятность, что люди поверят в конспирологические теории о COVID-19. Почему это так? Потому что стресс, исходящий из любого источника, включая нестабильную ситуацию в стране, вовлеченной в конфликт, усиливает ощущение потери контроля. Мы чувствуем, что не управляем своей жизнью, не знаем, чего ждать от завтрашнего дня, и испытываем из-за этого жесточайший стресс. Конечно, эти ощущения крайне неприятны и вызывают вполне понятную потребность смягчить дискомфорт.
Результаты данного исследования дают важный ключ к пониманию взаимосвязи между стрессом и заблуждениями. Стресс носит кумулятивный характер, – он накапливается. И исследование Хебель-Селы и ее коллег показало: источник стресса не обязательно должен быть напрямую связан с сутью заблуждения, чтобы влиять на соответствующие представления человека. Другими словами, стресс не обязательно должен быть вызван пандемией, чтобы сформировать взгляды человека на пандемию. Кроме того, по данным исследования, в Соединенных Штатах теории заговора распространены шире, чем можно было бы ожидать на фоне относительно стабильной обстановки. Предполагаю, что это обусловлено интенсивностью идеологических конфликтов и политической поляризацией внутри страны, которые дестабилизируют обстановку, что с точки зрения стресса равнозначно последствиям реального насилия.
Ошибочная атрибуция эмоций
Одна из причин накопления стресса связана с тем, что мы не умеем определять, чем он вызван. В более широком смысле: не умеем определять причины своих чувств и эмоций или неправильно интерпретируем их. Данный феномен называется «ошибочная атрибуция эмоций».
Атрибуция эмоций – предмет одного из лучших исследований в области социальных наук, проведенного в 1974 г. социальными психологами Дональдом Даттоном и Артуром Ароном. Вот как оно проходило. Женщина-интервьюер просила мужчин-испытуемых ответить на несколько вопросов, а также написать небольшой рассказ по фотографии женщины. Как только задание было выполнено, женщина отрывала уголок листа бумаги, записывала на нем свой номер телефона и предлагала мужчинам позвонить ей, если они хотят узнать результаты. Конечно, на самом деле никто не интересовался результатами (исследование специально было задумано скучным). Звонок должен был показать, насколько мужчины-испытуемые заинтересовались женщиной-интервьюером. Позже написанные мужчинами истории оценивались на предмет сексуального содержания, чтобы дополнительно измерить уровень их сексуального возбуждения.