А когда немного устали, принялись за яичницу, которую как раз поджарил Юзеф. Они были очень собой довольны.
— Теперь, — сказал Юзек, — даже сто недоделанных Хенеков ничего у нас не украдут. Могут искать себе рукопись, сколько им влезет, и фигу найдут.
— Даже целая армия Мазуркевичей, — добавил Юзеф, — хотя бы она всю землю перекопала и все реки выкачала, не нашла бы нашу повесть, ведь в голову-то нам не заглянешь. Ловко мы их провели, правда?
— А чья была идея? — с гордостью спросил Юзек.
— Твоя, конечно же, твоя, Юзек. Рукописи нет, а повесть есть!
— Только вот сдержал ли ты слово? — спросил Юзек. — Никому не рассказал?
— Никто на свете об этом не знает, — заверил его Юзеф, — и никто, кроме нас, знать не будет.
— Даже Марыля? Даже Критик? — подозрительно выпытывал Юзек.
— Даже они, клянусь тебе, — торжественно заверил его Юзеф и разлил чай по стаканам.
Маленький Юзек взял уже третье пирожное и спросил:
— А больше пирожных у тебя нет?
— Нет, но ты ешь, я не хочу, — ответил Юзеф.
— Я тоже не хочу. Оставлю — ка Марыле, — и Юзек положил пирожное обратно на тарелочку.
— Ей уже давно пора быть дома, — сказал Юзеф. — Как бы чего не случилось, — и он потянулся за газетой. — Давай-ка, Юзек, почитаем, что пишут про хулиганствующих студентов.
— Не желаю этого читать, — буркнул Юзек. — Пресса лжет!
Большой Юзеф внимательно посмотрел на маленького.
— Кто это тебе сказал? — спросил он. — Ты, наверное, уже там был и скрываешь от меня?
Маленький Юзек немного смутился, опустил голову и тихо сказал:
— Только минуточку, когда к тебе шел.
И он вытащил из кармана листовку, где было написано: «Пресса лжет! Читай только „Сверчка“ — он еще не лжет».
Юзеф взял листовку, прочел ее, разорвал на мелкие кусочки, положил в пепельницу и поджег.
— Если бы что-то подобное у тебя нашли, то тебя тут же вышвырнули бы из гимназии и…
— Я эти надписи повсюду видел, — сказал Юзек. — Он немножко злился на Юзефа за то, что тот уничтожил листовку. — И ничего бы мне не сделали, потому что все об этом знают. Все знают, что это правда.
Юзеф задумался и ничего не сказал, но газету отложил.
А Марыля все не возвращалась.
— Почему, — спросил вдруг Юзек, — газеты пишут, что это сионисты подстрекают молодежь?
— Потому что среди их вожаков есть сионисты, — ответил Юзеф, но как-то неуверенно, не глядя на Юзека.
— Ты от меня скрываешь правду, — сказал Юзек. — Я знаю, студенты хотят, чтобы в театре шли «Дзяды» Адама Мицкевича, и вовсе не выступают против арабов.
— Ну, это не совсем так, — ответил Юзеф.
— Ага, я давно хотел тебя спросить, но все забываю, — заговорил Юзек. — Это правда, что я родственник Адама Мицкевича?
— Ты? Не понимаю, — удивился Юзеф.
— Ну, ведь фамилия моего дедушки, — ответил Юзек, — Мицкевич, Израиль Мицкевич.
— Это простое совпадение, — рассмеялся Юзеф. — Однофамильцы — и все. Очень многие евреи, которые родились там, где и Адам Мицкевич, носят эту фамилию.
— Так, может, поэтому, — продолжал расспросы Юзек, — студентов обвиняют в сионизме?
— Не болтай глупостей, Юзек. Здесь нет ничего общего.
— А может, потому, — не переставал расспрашивать Юзек, — что Адам Мицкевич… я где-то об этом читал, только не помню, где… что Адам Мицкевич сформировал еврейский легион? Ты об этом что-нибудь знаешь?
Юзеф снова рассмеялся, но ничего не ответил. Он начал только нервно расхаживать по комнате, потому что Марыля все еще не возвращалась.
Маленький Юзек не удержался и отрезал себе половину пирожного, которое оставил Марыле.
— Ты мне обещал, — сказал он, — рассказать, что было на собрании в Союзе.
— Ничего интересного, — отозвался Юзеф.
— А ты выступал «за» или «против»? — спросил Юзек.
— Я вообще не выступал, — неохотно ответил Юзеф.
— Я вообще не выступал, — неохотно ответил Юзеф.
— А Критик? — продолжал расспрашивать Юзек.
— Критик выступал против.
— Против постановки «Дзядов» Мицкевича, да? — домогался Юзек.