Тут Первый посмотрел на Второго, а Второй — на Первого, и оба какое-то время помолчали.
— В таком случае, — сказал Второй, — по распоряжению майора Мазуркевича мы просим вас написать то, что уже обдумано, и доставить написанное пану майору.
— Но на это нужно время, — сказал Юзеф.
— Не так уж и много, — решительно отпарировал Первый.
— Мы можем вам помочь, — сказал Второй, — и создать соответствующие условия.
— Где вы предпочитаете писать? — спросил Первый. — У себя дома — или, может, у нас? — И, не дожидаясь ответа, добавил: — Через три дня мы ждем вас в ведомстве майора Мазуркевича.
Оба встали, вежливо раскланялись и, не подавая рук, вышли из кабинета.
— Я так счастлива! — выкрикивала Марыля, кружась по комнате. — Наконец-то я дома!
Юзеф тоже был счастлив, и даже у Критика был не такой пасмурный вид, как обычно. Только маленький Юзек, хотя и очень радовался возвращению Марыли, никак не мог отогнать от себя мрачные мысли. Ему сегодня даже не хотелось замечательных трубочек с кремом, которые купил для него и Марыли большой Юзеф.
А когда Марыля, наконец, перестала плакать от счастья, он шепнул Юзефу:
— Надо обсудить, что делать дальше.
Юзефу не очень-то хотелось обсуждать, Марыле тоже, но выхода не было. Первой начала Марыля:
— Вы, небось, думаете, что меня арестовали во время этой заварухи в университете, или еще где-нибудь, когда я разбрасывала листовки или поджигала кинотеатр. Ничего подобного. Да меня вовсе и не арестовывали. Просто я забежала в магазин, чтоб купить себе белую фуражку — сейчас они самые модные — но фуражки кончились, и я уже хотела было уйти, как тут ко мне подходит юный красавец, предъявляет удостоверение, берет элегантно под ручку и ведет к машине, чтобы я соизволила с ним отправиться… Куда? Нет, не покататься, потому что он на службе, это, может, в следующий раз, например, в воскресенье, а пока что к его шефу, в ведомство, где меня ждут. И действительно ждали. Какие-то два хмыря. Велели мне сесть и подписать протокол о задержании. Ну, я и подписала.
— Что ты подписала? — спросил Юзеф.
— Ну, говорю же — протокол о задержании.
— Да что же в нем было написано? — настаивал Юзеф.
— Что я задержана по подозрению в приготовлениях к подрывным действиям и изображении звезды Давида на памятнике Адаму Мицкевичу, что означает, что я принимала также участие во враждебной, антигосударственной деятельности или что-то в этом духе.
— И ты это подписала, Марыля? — изумился Критик.
— А что мне оставалось делать? Они сказали, что я должна это подписать, то есть принять к сведению предъявленные мне обвинения.
— А почему ты не сказала, что это неправда? — спрашивал совершенно опешивший Юзеф.
— Конечно же, сказала. Но они мне объяснили, что эти обвинения справедливы, хотя я ничего подобного не делала.
— Как это «объяснили»? — не переставал удивляться Юзеф.
— Они сказали: «если вы заходили в магазин и хотели купить белую фуражку, значит, вы совершали приготовления к участию в демонстрации студентов, что на языке закона означает подрывные действия, поскольку демонстрация должна была проводиться нелегально». Я в законах не разбираюсь, а они их наверняка знают.
— А что с этой звездой? — спросил Юзек.
— Помнишь, Юзеф, мы собирались вместе пойти в театр, но у тебя, как всегда, заболела голова, и мне пришлось пойти одной. А потом, после спектакля, мы с Мончкой и Профессором пошли погулять. Гуляли, пока не оказались возле памятника Мицкевичу, где было полно студентов. Тот тип, что меня допрашивал, показал мне фотографию. На ней памятник с нарисованной звездой и я, а рядом со мной еще несколько человек. «Узнаете себя?» — спросил он. Да, говорю. А что мне еще оставалось? Тем более, что я вполне прилично на этом снимке получилась. «Этого достаточно», — сказал он и записал мой ответ. «Чего достаточно?» — говорю. «Вы признали себя виновной», — сказал он. «Вовсе нет, — запротестовала я. — Я там была, но этой звезды в глаза не видела, не говоря уж о том, чтоб ее рисовать». — «Хорошо, — сказал он. — Тогда я внесу исправление в протокол. Я напишу, что вы не сделали этого собственноручно, а лишь принимали участие совместно с другими лицами». Я не стала спорить, потому что…
— Ты с ума сошла, Марыля! — крикнули в один голос Критик и Юзеф. — С самого начала и до самого конца ты вела себя как идиотка или как самоубийца.
— Эх, вы, умники! — засмеялась Марыля. — Занимаетесь литературой, а третьей возможности даже представить себе не можете. Я вела себя не как идиотка и не как самоубийца, а как человек, который собственными руками создает себе приличную биографию.