Последнее время всех их было особенно много — ведь вскоре предстояло бракосочетание принцессы.
— Дворец здорово выглядит, правда? — со вздохом заметил Аладдин.
— О… да… просто чудесно, — сказала девушка. Но она вовсе не подошла к Аладдину, чтобы полюбоваться роскошным видом. Вместо этого она устало села на ступеньки, ведущие на возвышение, где Аладдин обычно устраивал себе постель, и понуро уронила голову на руки.
— Хотел бы я знать, каково это — жить во дворце. Или в любом другом богатом доме. Я не привередлив, — задумчиво проговорил Аладдин, стараясь скрыть разочарование от ее реакции. Что ж, может быть, он хотя бы заставит ее наконец проговорится, где она живет. — Когда вокруг всякие слуги… лакеи и прочее…
— О, ну конечно, куча людей, которые все время будут тебе указывать, куда идти и во что одеваться, — подхватила девушка, раздраженно закатив глаза.
— Это все же лучше, чем когда тебе приходится красть еду и бегать от стражников, — заметил Аладдин.
— Ты ведь сам сказал, что вы с Абу вольны приходить и уходить, когда вам вздумается. Но если ты родился в семье правителя, тебе все время приходится делать то, что тебе говорят. Или что тебе полагается делать. И ты никогда никуда не можешь пойти.
— Ага, но знаешь ли, будучи Уличной Крысой, ты много куда не можешь пойти по другим причинам. Тебя попросту не пустят. Поэтому наша свобода очень ограничена. Даже если бы я захотел заняться честным трудом, никто не захочет меня нанять. Я даже не могу стать слугой в каком-нибудь богатом поместье. Да и ходить-то тут особенно некуда. Если уж тебе выпало родиться в Квартале Уличных Крыс, ты…
— В западне, — докончила за него девушка.
Аладдин удивленно на нее покосился. Она как будто и вправду его понимала — словно сама испытывала те же самые чувства.
Он подошел и уселся рядом с ней. Несмотря на тесноту, она не стала отодвигаться, и их ноги соприкоснулись.
Аладдин достал из кушака два яблока и протянул одно ей, а другое Абу. Абу разразился шумными благодарными криками и сделал именно то, на что Аладдин и рассчитывал: проворно ускакал на крышу башни, чтобы насладиться угощением без помех.
Девушка вытащила из складок платья маленький серебряный кинжал и ловко разрезала яблоко, вручив одну половину ему. Он ухмыльнулся, благодарно воздев свою половинку.
— Ну и откуда же ты родом? — отважился он наконец на вопрос.
— Какая разница? — неохотно отозвалась она. — Я сбежала оттуда и не собираюсь возвращаться назад.
— Неужели? Почему? Что могло случиться такого ужасного, что ты не хочешь никогда больше видеть ни отца, ни мать? Или сестер, или кто там еще у тебя есть?
При этих словах девушка как будто немного смягчилась.
— Как бы я хотела иметь сестру… Или брата. А моя мама умерла, когда я была еще совсем маленькой.
Аладдин почувствовал легкий укол в сердце. Выходит, с этой прекрасной девушкой его роднит общее несчастье.
— А мой отец… он заставляет меня выйти замуж. — Ее взгляд снова посуровел. — Тебе понравилось, если бы тебе пришлось провести весь остаток своей жизни неизвестно с кем?
Она сжала кулаки с таким гневом, что Аладдин невольно отшатнулся.
— Он может быть хоть на тридцать лет старше меня. Зато он богат, — резко бросила она Аладдину, как будто это была его собственная идея. Он еще больше отстранился, теперь уже не на шутку испугавшись. — Он может быть глуп, как пень. Зато богат! Он может быть высокомерным и наглым. Он может обращаться со мной, как с очередной собственностью — так же, как обращается со мной мой отец, выдавая меня за него насильно. Он может быть жестоким. Он может… — Она осеклась на полуслове и смущенно глянула на Аладдина, как будто собиралась произнести нечто слишком ужасное. — Он может вынудить меня рожать одного ребенка за другим, каждый год. Нет, я, конечно, ничего не имею против детей. Скажем, одного-двух. Со временем. Пойми, мне ведь нет еще и двадцати лет, а мой отец уже решил, что моей жизни, когда я могу хоть что-то выбирать сама, уже пришел конец.