Мальчишка приуныл.
– Но он почти в порядке, я чувствую! – Она попыталась заглянуть в его глаза. Раньше Даника даже побаивалась этих чужих глаз, унаследованных им от матери…
– Да, я тож… – Он поднял взгляд.
Мир застыл. Зеленые с желтыми искрами глаза светились на загорелом лице, как драгоценные камни. Немудрено испугаться, но сейчас полудежи-полурадонич моргнул первым. Опустил глаза.
– Ладно, пойду… – старательно не глядя на нее, сказал парень. – Ночевать буду у бабушки, отец совсем заел…
Он продемонстрировал свежие синяки и крапивный ожог.
– Простоквашей намажь, – посоветовала Даника. – Давай принесу…
– Ерунда, заживет. Светлого дня тебе.
– Светлого… Погоди!
Он обернулся, и крупная редиска угодила ему в живот.
– Уй… Спасибо.
Алек не спал. Он находился в полусне, когда тело отдыхает, восстанавливая силы, а разум следит за происходящим без участия сознания. Джонатам осторожно вошел, стоило ему сделать шаг в сторону кровати, как Алек открыл глаза и уставился на него.
– Светлого дня.
– Светлого. – Джонатам покривил губы, что, видимо, долженствовало означать улыбку, Алек неуверенно пожал протянутую руку. Раньше ему не приходилось здороваться по-мужски.
Джонатам исподлобья смотрел на него.
– Ты, это… Есть хочешь?
– Хочу. Но мне еще надо… наоборот.
– Это вон там, за домом…
Джонатам помог подняться и дойти до «хитрого домика». Александр не смог бы объяснить даже самому себе, откуда у него возникла мысль, что ему надо притворяться более слабым, чем он есть. Ощущение пристального внимания не пропадало.
Он ел, втихомолку разглядывая Джонатама, и не раз ловил такие же мимолетные взгляды на себе. На сегодня был рябчиковый суп и вареное мясо с гороховой кашей.
Алек отставил миску, поблагодарил. Силы стремительно возвращались, тупое равнодушие сменилось интересом и жаждой жизни. Вот что значит гороховая каша!..
Никто из них не упоминал о первом разговоре. На вопросы Джонатам отвечал сначала односложно, потом разговорился. Рассказал о конюшне и почтовых летучих мышах, о Старике, который уже долго не показывается, и пастыри уже подумывают о том, где бы его искать…
Он оказался неплохим рассказчиком, а может быть, Алеку просто надоели голоса пастырей. Вчера к нему заходил патэ Ламан, долго и нудно расспрашивал о самочувствии, потом вручил Книгу и дал урок.
Словно ему забот мало!..
Урок Александр не учил, весь вчерашний день просидел около окна. Красивые места, говорил отец, зачем их отдали отродью человечества…
Теперь и он считается отродьем, нелюдем. Алек скрипнул зубами.
Кто-то за это ответит.
Через пару дней ему разрешили выходить на улицу, а спустя неделю он уже мог совершать дальние прогулки. Лето подходило к концу. Патэ Киош уехал с обозом, патэ Ламан кормил своего подопечного невкусными порошками, Избавленные по очереди варили пищу, благодаря их заботам Алек быстро шел на поправку. Однажды он смог сам доковылять до чертога.
– Патэ Ламан…
Патэ, не отрываясь от пергамента, кивнул в сторону кресла. Алек осторожно уселся на краешек. Он впервые был в чертоге и с интересом глазел по сторонам. Патэ Ламан писал так долго, что Алек успел как следует рассмотреть и хитрые приборы из стеклянных, фарфоровых, металлических трубок и емкостей, странные тикающие штуковины. Алек сидел и скучал, гадая об их предназначении.
Наконец патэ поднял голову и словно бы даже удивился, обнаружив, что не один в кабинете.
– Иди сюда, садись…
Алек закатал рукав, патэ провел кусочком жгучей плесени по коже, потом в его руке появился тонкий ножичек, почти игла. Алек поморщился. Пастырь подобрал выступившую росинку крови, небрежно тронул Живу, и царапина взялась корочкой.
– Еще раз.
Алек послушно сосредоточил сознание, шевельнул пальцами. Один камень, два…
Три камня величиной с кулак неподвижно висели в воздухе. Четвертый камень дернулся, порываясь взлететь… но тут построение Узора развалилось, и камни попадали на пол, оставляя выбоины в гладко струганных досках.
– Устал?
– Ага… – Рука болезненно заныла. Алек размял сведенные судорогой пальцы. И двадцать ударов розгами за жестование, вспомнил он Школу. Да, раньше ему бы здорово досталось за привычку использовать жест для направления мысли. Сейчас патэ не обратил внимания, делая еще один надрез и подхватывая каплю крови.
– Теперь… – Патэ пододвинул доску с немудреными арифметическими примерами. Алек сопел и теребил мел в руках, решал медленно, с ошибками. Видимо, у Ламана лопнуло терпение, последний пример остался без ответа. Быстро проверив примеры, патэ снова взял каплю крови, потом ушел в лабораторию, долго возился там.