Миг спустя двери арсенала распахнулись. Хаксерлин, с душой в пятках, переступил порог. За ним вошел стражник с факелом, потом остальные.
В главном зале царил полумрак. Отряд двигался медленно, внимательно глядя, куда ступает, чтобы не споткнуться о разбросанные вокруг железки. Из недр арсенала бил легкий свет и слышался треск огня. Кузница в это время не работала, но внутри кто-то был.
– На три, – прошептал Мастер. – Раз, два…
Первым ворвался в тылы кузницы Кайзерхауэр, сжимая в руках гигантский молот. Его боевой крик почти оглушил Хаксерлина, посторонившегося, чтобы пропустить пару с бочкой. Он вошел сразу следом за ними.
То, что они застали внутри, не радовало.
Под стеной лежало тело в рабочем фартуке, с ног до головы забрызганное кровью. Из грудной клетки торчал совок для угольев, на котором труп судорожно сжимал пальцы, словно, не обращая внимания на то, что уже умер, все еще пытался бороться с совком. В воздухе стоял запах горелой плоти. Когда совок протыкал тело кузнеца, сталь, наверное, была раскалена до красноты.
В углу мастерской стоял огромный горн, над которым жертва некогда обрабатывала металл. Теперь горн был занят. На раскаленных угольях, скрестив ноги, сидел юный паренек. Словно ни в чем ни бывало, он листал «Наркономикон». Отряд он окинул недружелюбным взглядом, потом пробормотал что-то невнятное себе под нос и вернулся к чтению.
Кайзенхауэр упустил оружие и на трясущихся ногах подошел ближе.
– Джереми! Я так переживал. Боги, что тут произошло? Ступай ко мне!
– Проваливай. Оставь меня в покое. Все – оставьте, – произнес мальчишка, даже не подняв взгляда.
– Джереми… – Бургомистр в отчаянии пал на колени и протянул руки. Жар, бьющий от горна, не позволял ему подойти к сыну.
Питер, Дитер и Эберхард глуповато переглядывались, не зная, как себя вести. Этого в плане не было.
А Хаксерлин стоял, тяжело дыша, у двери. Он умел видеть подробности. Первое, на что он обратил внимание, был не убитый кузнец и не объект их поисков, который сидел на горне, обретя таинственную сопротивляемость к огню. Бросилась ему в глаза одна небольшая деталь.
У Джереми не было правого уха. И это многое объясняло.
Мальчик вел пальцем по странице, словно в поисках некоего конкретного фрагмента. Вдруг он замер, медленно поднял голову и огляделся.
– Вы еще тут? – Он закрыл «Наркономикон» и положил на уголья. Огонь, казалось, проникал сквозь черную как смоль обложку, не причиняя артефакту вреда. – Глупцы, у вас была возможность сбежать. Новые проблемы, словно я этого хочу, – добавил он себе под нос.
Он встал, стряхнул с рукава рубахи невидимую пылинку и прикрыл глаза. Ладони сложил на груди. Это было пугающее зрелище: милый мальчик, немного толстоватый для своих одиннадцати лет, с пухлым личиком и голоском ангела, который замирает в странной позе посреди горна.
– Я…
– …Бо’акх-Бонтузиэль, Сжигатель Миров, Кровь-на-Языке, правая рука Ксанксанмора, владыки четвертого уровня Безд…
– Привет, Бобо. Я Джереми.
Бо’акх-Бонтузиэль открыл черные глаза. Он имел привычку оглашать Декларацию Прибытия, смежив веки и с лапами, сплетенными на мощной груди. Это создавало мистическую атмосферу.
Перед ним стоял какой-то мальчуган.
И он не выглядел испуганным; держал руки за спиной и улыбался так сладко, словно надышался парами белены. Или он был не в своем уме, или кто-то и правда нафаршировал его наркотиками. Вероятно, ребенок – жертва, приготовленная магом? Демон облизался при одной мысли о трапезе.
– Ну и длинный у тебя язык, Бобо.
– Замолчи, человеческий щенок.
Он оглядел мастерскую в поисках чародея, чтобы обсудить детали договора. То, что он увидел, заставило его остолбенеть. А Бо’акх-Бонтузиэль редко удивлялся.
У алхимического алембика пасся механический конек, одна из популярных гномских игрушек, а рядом, на заваленном книгами столе, фигурки рыцарей вели битву с ордой миниатюрных гоблинов. «Гримуар познания» ВаЛея служил рыцарям баллистой. В миске со звериной кровью, которую использовали, чтобы нарисовать пентаграмму, плавала половина леденцовой палочки. Сам магический символ на полу выглядел гротескно: вместо защитных символов вершины его украшали гравюры с полуобнаженным длинноволосым мечником.
– Что это такое?! – Бо’акх-Бонтузиэль ткнул когтем в один из рисунков. Разозленный демон даже не заметил, что он без проблем вышел из пентаграммы, которая раньше всегда представляла для него нерушимый барьер.
– Бобо, ты никогда не видел Кордака? – удивился мальчик. – Это величайший герой на свете.
– Не называй меня так, проклятый мешок мяса! Я…