– Живые, по-прежнему живые, – прошепчу я, а потом сделаю то, что планировал уже трижды. Пройду сквозь окно в прошлое.
О том, что будет дальше, любезный читатель, ты, полагаю, уже догадываешься. Я отправлюсь домой, где застану своего двойника, – и я двухнедельной давности, увидев мокрый от дождя силуэт с измятым лицом и безумием во взгляде, не узнаю в нем себя же, приняв его за вора, – и брошусь на него. И тогда, естественно, мне придется убить свое младшее «я» и похоронить его в мутном потоке Вислы.
Следующие дни будут предсказуемы, словно дни запертого в монастыре монаха. Наперед знакомые действия и слова – все эти страшные слова, которые следует произнести. Один-единственный раз, еще не понимая угрозы, я имел шанс что-то изменить, но и тогда, да простит меня Господь, моя подлая натура взяла верх. Я сумел лишь написать анонимное письмо, которое все равно никого не спасло, а Марию я подвел дважды: когда жил еще как простой человек – и когда впервые вернулся в прошлое с искренним намерением исправить причиненное зло. Теперь, уже зная все, я боюсь любого отступления от навязанной мне силой предназначения роли. Сколько раз я хотел оборвать эти мучения, невзирая на масштабы трагедии, какую это вызовет! Но всегда случалось что-то, что позволяло мне вытерпеть следующий час: девочки, обнимающие друг друга в углу мерзкого кабака, красота чайницы Стаси, которая ежедневно в полдень идет по нашему залу, толкая перед собой тележку с пыхтящим самоваром, или же, наконец, та забота, с которой старый Михалик расспрашивает о здоровье жен и детей всех своих клиентов.
Поэтому я жду дня, когда окажусь на краковских пустырях и побегу в сторону пылающей «Королевы Ядвиги», жду, пока меня толкнет – казалось бы случайно – Костшевский, такой же несчастный узник времени, как и я. Отягощают ли убийства и его совесть? Я никогда не буду в этом уверен, но полагаю, что да, поскольку как бы мы могли жить на этом свете иначе? И как долго мы еще выдержим? Но даже если и выдержим, раньше или позже возраст возьмет свое, и в какой-то момент уже наши морщины и поседевшие волосы поколеблют чаши весов.
Поэтому я жду конца мира и снова слышу, как Костшевский произносит свои четыре ужасных слова:
– Ошибка. Мышеград был уничтожен.
Перевод Сергея Легезы
Алексей Караваев. Случай со страусами
Было хорошо.
Циклопическая сковорода с яичницей напоминала озеро, окруженное лесом бутылок и скалами банок. Парила тарелка с картошкой, колбаса художественно возлежала плитами, лучок зеленел в самых неожиданных частях стола, и совершенно безумно смотрелась у сковороды открытая двухлитровая банка варенья с торчащей ложкой.
Андрюха воздел стакан и провозгласил:
– Накатим же губастого!
Славка влил в себя очередную порцию адовой местной настойки – «экстракт яичников летучей мыши», как отрекомендовал ее начитанный Андрюха, – содрогнулся и заглотил картофелину с перышком лука.
Все было очень хорошо.
Уже впадая в философически-теплый алкогольный транс, Славка неожиданно подумал о затейливости жизненных путей. С Андреем он познакомился миллион лет назад, на университетской абитуре. Тот поступал на физфак – там был самый низкий проходной балл, и Андрей питал надежды, а Славка шел на биолого-почвенный. Андрей сдал на тройки, Славка на пятерки, и оба поступили.
– Это сколько ж мы не виделись? – спросил Андрюха.
– Дык с Анькиной свадьбы! Четыре года, – ответил он, кренясь лицом к бутылкам.
Свою учебу в универе Славка вспоминал с ощущением непрерывного, пусть и бестолкового счастья, а вот его нынешний собутыльник вскоре заскучал, вылетел со второго курса и отправился в армию. Отслужил где-то в этих местах, проникся таежной красотой и, помыкавшись по стране, вернулся сюда же, устроился егерем в заказник и работал уже без малого восемь лет. А Славка, закончив с красным дипломом и проработав три года в заповеднике мэнээсом, уволился и сейчас занимался поставками бумаги.
Многое поменялось, а вот студенческие связи, вроде бы давно прервавшиеся, с годами неожиданно окрепли, и сейчас Славка – в студенчестве Славдий, впрочем, никто, кроме Андрюхи, его так не звал – сидел у старого друга в таежном поселке, за хренову тучу километров от дома, и бухал по-черному.
Неожиданно Славка обнаружил, что вслед за Андрюхой дико орет «На поле танки грохотали», зная песню через слово и лихорадочно пытаясь вспомнить: что там было с концом?