– Как это – не Дед Мороз? А я тогда кто? Я ж сам тебе, Гунька, этот конструктор под елочку и ложил.
– Клал, – машинально поправил Сергей Степанович, – мама говорит, нельзя говорить «ложил». Так только невоспитанные дети говорят.
– Ну пусть так. Но я его точно помню, такой, в плоской коробке, в бумагу плотную был завернут, и перевязан такой красной ленточкой, и написано было на плотной бумаге «Сереженьке».
– Но я не хотел конструктор, – всхлипнул Сергей Степанович, – я хотел телеско-оп! Я себя хорошо-о вел! Я весь год без троек. Я так стара-а-ался… Не трогай меня, ты холодный!
– Ну я ж извинился, – сокрушенно сказал Дед Мороз, – я ж вот к тебе специально, под Новый Год, виски вот привез, икру красную. Ты давай, закусывай.
– Значит, ты есть, – с горечью произнес Сергей Степанович, – тогда ты должен делать все как положено, если ты настоящий. А ты наоборот.
– Я и веду себя как положено. – Дед Мороз, поразмыслив, налил воды в стакан и, прикоснувшись пальцем к стеклу, сделал лед для виски. – Откуда ты, Гунька, знаешь, что мне положено?
– Тебе положено хороших детей любить… А ты, выходит, мне жизнь сломал.
– Гунька, – сказал Дед Мороз серьезно и печально, – вот по-твоему, чем мы, создания ночи живем? Как и чем?
– Ну, не знаю я… А почему создания ночи?
– Потому что Дед Мороз приходит к людям в самую страшную, самую темную ночь года. Ночь, когда неприятные силы по земле бродят, Гунька. Откуда ты знаешь, из каких областей он приходит? Из мертвых ледяных стран приходит он, коснуться своим пальцем теплого и живого. Зачем, как ты думаешь?
– Ну…
– Потому что он этим теплым и живым кормится, Гунька. Это его еда, его праздник, новый год его… А люди – ну не дураки же они, вы не дураки то есть. Начали елки эти ставить. А елки нам глубоко неприятны, они как бы сразу и живые и мертвые. Путаемся мы. А тут – сунулся в дымоход или в курную избу, в любую поганую дыру заглянул – как там дела у людей? И на тебе – елка! Бр-р-р…
Он передернул плечами.
– Елка, она, Гунька, что-то вроде репеллента для нашего брата. Зачем, думаешь, на могилы венки еловые кладут? Это чтобы мертвецы не вставали, Гунька. Это, Гунька, последняя печать, зеленая печать, жизнь среди зимы, среди смерти, холода и мрака. А ведь негоже, мы ведь тоже жить свою мертвую жизнь хотим. Ну, мы и… Делать-то что-то надо. Вот мы и встали как-то раз, все вместе, покумекали немного и пошли в люди. То одного отловим, то другого. Поговорим по душам. Подарок оставим… Это, Гунька, называется, обработка населения. Пропаганда. Пиар-кампания. Да хрен его знает, как хочешь, так и называй! Мы, мол, хорошие. Вы свои елки ставьте, хрен с вами, потому что мы хорошие. Ну, правда, лучше, конечно, если елка искусственная, тогда нам, конечно, дышать легче, тут уж мы потрудились – спаси зеленого друга, все такое. Но и натуральная, ладно, хрен с ним. Перетерпим. Если с приглашением. И заглядываем мы к вам буквально на минутку, на минутку, и веселим всех, и подарки оставляем… Вы только пригласите нас: там, чулок повесьте или колпак, мы не можем без приглашения. И придем, и деток порадуем… И про Снегурочку расскажем, и про зайчика. Хо-хо-хо…
– В чем засада? – осторожно спросил Сергей Степанович.
– Вот ты утром побежал чуть свет тогда, кинулся к елке, нашел коробку… А она плоская. Если бы телескоп, то длинная должна быть. Трубой. А эта – плоская. Но ты еще надеялся и дрожащими пальчиками обертку срывал с надписью «Сереженьке». И открыл, замирая духом, и заплакал, и коробку на пол кинул… А папка твой, он между прочим всю жизнь о таком конструкторе мечтал. Он думал, ты обрадуешься. И он вспомнил, как хотел такой же конструктор, чтобы из него танки-самоходки делать, а ему барабан подарили. И расстроился, и на тебя накричал, что ты тварь неблагодарная. Конструктор этот дорогой, Сережа, он, папка, порадовать тебя хотел. Хотя дешевле телескопа, конечно.
Сергей Степанович ясно представил то утро, словно бы упал в него, как в воронку, в то нетерпение, дрожь, азарт, разочарование, горе, и остро почувствовал, как холодит его босые мальчишеские ноги вощеный паркетный пол.
– Сколько таких подарков, сколько обманутых надежд, сколько слез… А нам пища. Мы ведь не радостью питаемся, Гунька. Ну как такой как я может питаться радостью? Не говоря уж о Бэтмене. Ты б его, Гунька видел!
– Причем тут Бэтмен, – пробормотал дрожащими губами Сергей Степанович, – причем тут Бэтмен… Но ведь бывают и правильные подарки. Есть же… ну, которые могут себе позволить?
– А ты думаешь, сбывшаяся мечта приносит радость? Вот хотел пацан пожарную красную машину. Ты когда-нибудь хотел пожарную машину?