Выбрать главу

Татуированный бычок из высотки напротив тянул за собой толстого детеныша, который не хотел возвращаться домой. Отец бормотал проклятия под козырьком желто-голубой шапочки «Мотора Люблина». Говнюшонок, чтобы его достать, орал во все горло: «Лю-у-убли-иня-а-анка!!!»[97]

Сухопарая чужая тетка подошла к лавке, на которой я сидел. Вокруг ее костистых лодыжек крутился самый жалкий из псов во всем мире: сонная помесь немецкой овчарки с таксой. Пес с явным усилием поднял лапу, сосредоточенно отлил в каких-то паре метров от меня, после чего и он, и она ушли.

Почти нормально. Если знаешь, на что не обращать внимания.

От цветочной клумбы, на которой горбатилась Пянтковская, доносились еле слышные неприятные писки. Какое-то время назад один из патрулей выявил там место протечки локальной органической формы чудеси (пристыдив меня при случае, – я должен был сам сориентироваться!): маленькие розовые осьминожки, похожие на крохотные ладони, ползли по грядкам на нашу сторону и крались в траве к детской площадке. Одновременно они инфицировали семантическую сферу: если слишком долго слушать их попискивание, можно было испытать приступ, сходный с афазией. Жилая администрация, договорившись с армией, вручила Пянтковской соответствующее оборудование и дополнительные пять сотен к пенсии. Тогда старушка смогла взяться за работу: выжигание чудеси ручным лазером. Семанкустические атаки ей не были страшны, поскольку Пянтковская была глухой, словно пень. Этакая субсидиарность эпохи войны.

Я сидел далеко, однако на всякий случай включил заглушку. Мне нужно было обдумать проблему с родственниками, но я предпочитал не думать вовсе. И только несколькими песенками спустя из приятного отупения меня вывела новая соседка.

Она въехала недавно и жила где-то выше, несколько месяцев мы сталкивались в лифте и между домами. Она выглядела как лицеистка. Я помнил таких со школы: учились на одни пятерки и первыми решались взять водку на школьные поездки. Ростом выше меня. Тело бледное, худое, волосы неопределенного цвета и длины, веснушчатая мордашка. Она мне нравилась.

Я не услышал, о чем она спрашивает.

– Что? – Я вынул наушник.

– Спрашиваю, свободно ли.

Она стояла надо мной, сунув руки в карманы джинсов. Серфингистка на ее футболке атаковала высокую волну.

Я знал, что лавки вокруг пустуют. Она знала, что я знаю. Я знал, что она знает, что я знаю. Или как-то так.

– А то. – Я робко подвинулся.

Она уселась рядом, вытянула ноги, перекрыв половину дорожки. А меня вдруг кто-то запер в невидимой сауне. Ни одна девушка по собственному желанию не садилась рядом со мной со средней школы. Все тридцать восемь способов начать разговор, долгими вечерами приготовляемые как раз для такого случая, испарились у меня из головы. Вернутся, когда будут не нужны.

От бордюра приплыла струйка мочи печальной овчаркотаксы.

– Осторожней, – сказал я, ткнув пальцем в коричневую струйку, текущую от газона к ее ногам.

Я повернулся к бредущим в десятке метров от нас виновнику безобразия и его владелице.

– Нда, он тебя подмочил.

– Я думал, прямо здесь дуба даст.

– Он бедняжка. Рак кишечника.

– Знаешь эту бабу?

– Это моя мама, – ответила она и помахала владелице больного пса. Та в ответ махнула рукой с сигаретой со странной экспрессией, словно старая индеанка, отправляющая дымовое сообщение. – Она редко выходит из дома.

Я покраснел.

– Прошу прощения.

– Да не за что, – улыбнулась она. И вправду – до черта веснушек. – Дагмара.

– Лукаш.

Чтобы пожать друг другу руки, нам пришлось вытащить их из карманов брюк. Ее оказалась более влажными.

– Тебя зовут как нашего пса.

– Он что, тоже Лукаш?

– Йеп, почти. – Она повела глазами и глянула на мать. – Ее идея, зовем Лукасом.

– Обалдеть.

– Правда?

Мы опять замолчали. Она носила вьетнамки. Длинные пальцы ее ног словно махали мне.

– Люблю их, – сказала она, глядя на наушники, свисавшие из ворота моей футболки. Я совсем забыл о невыключенной заглушке, оттуда доносились ошметки музыки. – Однажды я оглохла на их концерте. Пришлось пару раз кольнуться.

– Куда?

– В жопу, куда ж еще?

– А где ты была на их концерте?

Она хихикнула.

– В Кракове.

– Завидую. – Я говорил искренне. Эти шоу сильно укрепляют иммунитет, особенно если живешь в такой протекающей дыре, как Люблинщина. – Несмотря ни на что – хорошая вакцина.

Она глянула на меня вопросительно, слегка удивленно. О войне не говорят. Войну исчезают. Вспоминать ее без причины – все равно что пердеть в лифте.

– Концерт был фантастический, но утром меня разбудило гитарное соло. В моей голове. – Дагмара закинула руки за голову. – К счастью, курс уколов с кокарбоксилазой решил дело.

вернуться

97

Обе футбольные команды – и «Мотор», и «Люблинянка» – люблинские; их болельщики не слишком любят друг друга.