– Я знаю.
– Это просто. Или мы, или эта мерзость.
– Ага.
– Пока.
И все. И только.
Я тебя тоже, папа.
До того, как он отключился, я услышал на заднем плане женский голос. А может, я ослышался.
Я был весь мокрый. Буквально. Я вдохнул поглубже и раскашлялся, как последний астматик.
На войне нет компромиссов.
Был прекрасный июльский день. Солнечные лучи, простреливающие старые шторы, оглаживали мой затылок. Из-за окна, из песочницы, доносился безжалостный детский смех.
Я сидел на лавке, дожидаясь Дагмару. Ожидая конца света.
Мы столько лет ждали его, и теперь все должно было случиться сегодня, может, завтра. Наступление чудеси. Как это будет? Небо расколется, как при перебросе отрядов в бездну? Синева над нашими головами разорвется пополам, запоры падут, и скривица затопит нас, молящих о пощаде, сражающихся за каждый глоток воздуха и единственную неискривленную мысль? Прибегнем ли к нашей силе воли и нашему тяжелому металлу? Встанем ли все вместе, плечом к плечу, разум к разуму?
Жаркий летний день. Освежающий ветерок помогал выдерживать жару, люди вышли на лавочки. В сети я не нашел ни слова о наступлении, никаких указаний или знаков. Может, атака началась в семантических структурах?
Дагмара. Сегодня утром я понял, что девушка словно бы умеет изменять реальность. Пока мы были вместе, фронтовые сообщения не приходили – я получил их только потом, уже дома. А теперь, впервые бог весть с какого времени, я выбрался из дому без глушилки в ушах – или хотя бы в кармане. Я этого не понимал.
Она вышла из-за угла высотки. Большие темные очки, заслоняющие половину лица, приподнялись, когда она приветственно улыбнулась. Встала надо мной, и ее широкие штанины захлопали на ветру. Когда я встал – она села. Оскалилась, а я рухнул на лавку рядом.
– Как спалось?
– Хорошо. – И только спустя мгновения я понял, что ее вопрос прозвучал дерзко. – А как должно было?
– Вчера ночью стояла такая жара.
– Факт.
– Я долго не могла уснуть.
Она приподняла очки и сдвинула их наверх.
– Спасибо за музон, – сказал я ей. – Классные вещи.
Все из того, что она дала, уже было у меня. Большую часть я не любил. Ну, такое.
Болтали мы об этом без малого час. Никаких сообщений с фронтовыми новостями, никаких мыслей о близящихся битвах, никаких писков чудеси. По небу ползли только редкие облачка. Никакого тяжелого металла.
Я говорил ей, слушал и украдкой ее изучал. Линию шеи. Многократно пробитые, хотя и без сережек, уши. Веснушчатую кожу на ключицах. Голые ноги и пальцы стоп, покрытые забавным светлым пушком. Дагмара.
Потом она повернулась ко мне
– Ты вчера упоминал о брате.
Смотрела на меня, осторожная и внимательная. Никто и никогда настолько не заслуживал доверия.
– Его зовут Мариуш, – ответил я.
Она вздрогнула, будто хотела что-то сказать. Оторвала щепку от покоцаной доски на лавке.
– Я почитала сегодня утром о вашем несчастном случае.
Паника обрушилась вдруг и внезапно, словно ледяная ладонь, хватающая тебя за ногу во время купания, а с ней звук пришедшего сообщения. Дагмара сосредоточенно глядела на меня.
– Ты прочитала в сети?
– Да. У папы оплаченный доступ к архиву «Выборчей». Твое имя и фамилия появлялись в комментах под статьей.
У меня закружилась голова.
– Прости, – добавила она.
Кажется, я чем-то ее испугал. Я вздохнул поглубже. Как перед погружением в ванну, чтобы встать лицом к лицу с существом, держащим меня за ногу.
– Ничего страшного, – пожал я плечами.
Как объяснить всю жизнь? Почти десять лет войны?
– Мне жаль. – Она усмехнулась, но что-то в ее взгляде напомнило мне о матери. Накрыла мою ладонь своей, приятно прохладной. – Лукаш, мне нужно идти.
– Ага.
Мы встали, я спрятал руки в карманы. Она заколебалась, потом решилась.
– А мы не едем сегодня в магазин, – сказала она.
– Ага.
Она опять чего-то ждала. Где-то между ее веснушками промелькнула тень улыбки.
– Ну так, может, забежишь вечером? – предложил я наконец. – На этот раз ты.
– Уверен?
– А то. К восьми?
– Пока, Лукаш.
Только теперь я заметил, как трясется ее рука. Понял, что Дагмара не придет.
– Пока.
Она быстро вошла в подъезд, оставив меня на лавке. Мобилка в кармане запищала, напоминая о непринятом сообщении.
Наступление чудеси началось в восемнадцать, почти стирая меня в пыль. Да и чуть раньше было немногим лучше.
Я не слишком хорошо помню, как прошли последние часы перед атакой. Очередность действий перемешалась в голове: смена дисков с глушилкой, физические упражнения, медитация и время от времени метание по комнате – два шага по ковру, один по паркету, два по кровати, опять на ковер, кровать, паркет, сменить направление – и снова, и снова, и снова. Я боялся, что если остановлюсь, то уже не смогу сдвинуться с места. Паранойя пожирала меня фрагмент за фрагментом: медный Будда на шкафчике и висящие в рамках увеличенные «Торгалы»[99], вооруженные гитарами и микрофонами, – все они не спускали с меня мертвых глаз. Мать несколько раз заглядывала в комнату. Я не обращал на нее внимания. Как будто нас разделяло бронестекло.
99
Торгал – герой культовой бельгийской франкоязычной серии комиксов