Эх, не поможет! Кэноэ покачал головой. Ему, наоборот, хотелось быть рядом с Кээрт. После той злосчастной поездки на завод между ними больше не возникало никаких разногласий, они даже ни разу всерьез не поспорили. Чтобы разделиться, следовало сперва соединиться, но именно этого у них как раз не получалось.
Завтра, как рассвет, ухожу в поход,
Прогревай движки, старый звездолет!
Ожидает нас дальний путь комет,
Через триста лет к вам придет ответ.
Да уж, прямо триста лет!.. Но следующая строфа заставила его смущенно оставить неуместную иронию.
Что бессмертным нам годы иль века?
Не пугает нас желтая тоска.
Бесконечный путь – вечный наш удел,
Неслучайных встреч, ненапрасных дел.
А вот Кэноэ вдруг охватила тоска, может быть, даже желтая. Слова в этом странном ритмичном речитативе, который совсем не походил на обычный речитатив, были настоящими. За ними реально стояли чьи-то дела и хлопоты.
Бесконечный путь… А какой путь у него самого? Или в его жизни вообще нет никакой ясной дороги, а лишь постылый круговорот повторяющегося существования? Церемония встречи нового дня, тренировка, развлечения, отлучки в город, очередная девчонка в его постели, игры и книги, закатная церемония, конец цикла… Потом повторить, с теми же или другими участниками и ингредиентами…
Разве такой жизни он желал, о такой мечтал? Но чего тогда хочет он сам? Правильно сказала Кээрт, он – никто. Но такое никто, которое отчаянно хочет стать кем-то…
Тон музыканта тем временем изменился, стал более лиричным. В нем появилась надежда.
Упадет звезда на исходе дня,
Может быть, тогда вспомнишь ты меня.
Ты за стол одна сядешь, загрустишь,
Прошлое пройдет, ты меня простишь.
Эх, как бы хорошо, чтоб так вышло у него с Кээрт! Он и вправду здорово накосячил сегодня с тем недотепой. Принцам преподавали основы полевой медицины. На этом всегда настаивала мама и, как ни странно, отец. Но когда вдруг пришло время применить эти знания на практике, он взял и самым позорным образом облажался!
Вестника дождись из далеких стран,
Снова застучит старый барабан.
Сотня лет пройдет, или тыща зим,
А я все силен и неотразим!
От твоей красы взгляд не оторвать,
Ссору позабыв, мы начнем опять.
Птица, унеси нас с тобой на юг!
Вечная любовь – ты сильней разлук!
Последний аккорд каким-то странным образом повис в воздухе над головами равнодушно движущейся толпы. Мало кто останавливался, чтобы послушать исполнителя.
А ведь он реально выплескивал душу, вдруг подумал Кэноэ. И ничего пока у него не сладилось с той девчонкой. Как говорилось в одной прочитанной им книге, когда человек испытывает боль, он стенает, мечтая о прекращении страданий.
Он не заметил тот момент, когда в музыке появились совсем другие ритмы. Она стала какой-то дерганой, резкой, злой.
Кэноэ бросил случайный взгляд на экран вверху и содрогнулся. Пропагандистские ролики сменились на совсем другие картины. Горящие, рушащиеся дома, падающие мосты, поля, перепаханные воронками. И всюду люди, мертвые, умирающие люди… филиты… нет, все равно люди… «Империя несет на Филлину зло, но придет возмездие!» – то ярко-синие, то темно-красные строчки текста били по глазам.
А в голову жестко ввинчивался и холодил сердце отчаянный хриплый крик. Так могли кричать люди, потерявшие самое дорогое и взывающие о мести.
Ни утра лучи, ни закат зари
Не отмоют вас от чужой крови!
Не простит нам мир равнодушных глаз,
Что несем другим, не минует нас!
И глумливый смех превратится в визг,
И безвинных плач, и ракетный свист!..
Это уже не могло остаться незамеченным. Экран внезапно погас, словно кто-то обрубил питающий его кабель. Раздались свистки, но не ракетные, а заливистые, полицейские. Люди заволновались, спеша убраться поскорей отсюда.
Кэноэ бросил обеспокоенный взгляд, но музыканта уже не было на том месте, он исчез. Только где-то на грани восприятия промелькнул рыжий росчерк. Тогда заторопился отсюда и он сам. Еще не хватало попасть в свидетели!
С одной стороны, прогулку для поправки настроения ему испортили. С другой, Кэноэ не мог оторваться от тревожных мыслей, взбаламутивших его безмятежный мирок с мелкими преходящими неприятностями. Размолвка с Кээрт уходила на задний план под напором действительно серьезных вопросов.
В нападении на Филлину с самого начала было что-то тухлое. Он не сомневался в этом с того самого времени, как фельдмаршал Гдоод испортил праздник маме и Кээрт, перетянув все внимание на себя. Военный Космофлот принес на ту далекую планету зло, теперь он получил наглядные свидетельства тому. Но зачем, ради чего он пошел на это преступление? И о каком возмездии напоминал музыкант?.. Увы, Кэноэ не имел ответов на эти вопросы из-за недостатка информации. И дядя, помнится, наотрез отказался говорить о Филлине… Что же, во имя предвечной тьмы, там происходит?!