– А нельзя ограничиться только ими?
– В том-то и беда, что это будет проклятое запрещенное макровоздействие! Низ-зя!
– Тогда… Может, сделать так, чтобы эти люди поняли, что ими правят преступники, и оставили их без своей защиты?
– Сначала врезать, как следует, а потом перевоспитать, как практиковал один герой с полосатыми щеками? – хмыкнул парень. – Да, есть такой вариант. Реализуемо. Но долго. А что ты мне прикажешь делать все это время? Опять в героя играть? Да меня кот теперь за шкирку от переднего края оттащит! З-заботливый, на мою голову...
– А почему бы вам не делать то, что у вас здорово получается? – предложил Кэноэ. На него снизошло полное спокойствие, его просто несло по волнам самой фантасмагорической беседы в его жизни. – Ваша музыка, знаете, до самых костей пробирает!
– Знаю.
Музыкант коснулся пальцами одного из грифов, издав на редкость чистый и мелодичный звук. Несколько человек в кафе недоуменно подняли головы, хотя Кэноэ был уверен в том, что они ничего не слышат.
– Да, вот так! – обрадовался он. – Вы ведь можете не только тоску наводить или страх, но и другие эмоции, более приятные? И мысли всякие от этого появляются…
Кэноэ вдруг показалось, что его голову просматривают насквозь и послойно, будто самым совершенным медицинским сканером.
– Да, есть такое, – парень почесал свои лохмы. – Знаешь, а это, пожалуй, идея. Покину-ка я ваши края с непросвещенным народом, которого еще никто всерьез за одно место не цапнул, и отправлюсь на Филлину. Буду там менестрелить!.. За это надо выпить! Бушь?
– Буду.
– Та-ак, тогда посмотрим, чем нас одарит свободный поиск…
Он засунул руку под столик и через несколько секунд вынул ее с высокой бутылкой темного стекла с горлышком в серебряной фольге. На черной этикетке выделялась белая надпись, сделанная незнакомыми буквами.
– О, «Советское Шампанское»! – обрадовался неведомо чему парень. – Полусладкое. Тот самый вкус! Сойдет.
Он провел рукой над бутылкой, и та хлопнула, выпуская легкий парок из освобожденного горлышка. На столике словно по волшебству (а почему словно, собственно?) появились два высоких бокала.
– За наших прекрасных дам! – музыкант наполнил их доверху золотистой пузырящейся и сильно пенящейся жидкостью. – Положено пить стоя!
Напиток оказался приятным на вкус и, кажется, без особой крепости. Но в голове у Кэноэ зашумело. Наверное, от пузырьков.
– Скажите, кто вы? – попросил-потребовал он. – Откуда вы взялись? Вы не кээн, правильно? А может, вы из этих… космических богов?
– Ага, стенающий бог, – парень, присев, вынул из-под стола незнакомый оранжевый фрукт, делящийся на дольки, и протянул несколько из них Кэноэ. – Не бери в голову, потомок. Давай, лучше еще разок выпьем.
Они повторили. Потом на столике появилась вторая бутылка с каким-то «совиньоном». И тут, к сожалению, у Кэноэ опять сказалась слабая сопротивляемость к спиртовому дурману, приправленная, наверное, всеми событиями и волнениями сегодняшнего дня. Он что-то спрашивал и даже получал ответы, но они совершенно не задержались у него в голове. Рассказывал о Кээрт, на что-то жаловался и даже стенал, но никакие подробности совершенно не отложились у него в памяти.
– Извини, друг, – кажется, услышал он напоследок. – Но этот разговор мне придется у тебя стереть. Слишком я уж тут разболтался. Но ты не сдавайся, верь в себя и не бойся совершать поступки. И когда-нибудь обязательно дождешься своего звездного мгновения. Ну… Звезды твои так сложатся… И это… я твой организм укрепил немного, повысил сопротивляемость. Причем ко всему, а не только к выпивке… Удачи тебе, в общем!
Ох, неужели он что-то еще и пил?! Голова совсем ходуном ходит!
Кэноэ глянул на столик, где стояла полупустая чашка туа с недогрызенным бисквитом. Бр-р, совсем остыла! Может, заказать еще? И да, это… он с кем-то разговаривал? Но нет, два других стула были плотно придвинуты к столику, за ними точно никто не сидел. Да и не стал он бы ни с кем искать сейчас компанию.
Впрочем, в любом случае ему пора возвращаться. Он и так провел в городе слишком много времени. Так можно и на церемонию проводов дня опоздать. Не то, чтобы он на нее особенно рвался, но мама расстроится, а кузен Коэло будет недоволен.
Торопясь на станцию экспресса, он прокручивал в голове неведомо откуда появившиеся у него мысли. Филлина, на которой творятся совсем плохие дела, что-то о судьбоносных моментах, беспокойство от того, что он до сих пор не выбрал свой жизненный путь. С усилием он заткнул все эти тревоги куда подальше.